| Содержание: | | Сессия. | | Папироса. | | Пасечник. | | Тане об этимологии. | | Великий Устюг. | | Терпенье и труд - | | Храм. | | Звёздный час. | | Выбор Гамлета. | | "Или явится до срока..." | | Котофей, не умирай. | | Страшный сон. | | Хокку. | | Парус-92. | | Хранители. | | Сопровождающий. | | Памяти* Фрейда. | | Водка. | | Резонанс. | | Частный случай | | Сон - это слон, | | Привой. | | Начало стиха. | | Сейсмография. | | Рассудку, смыслу вопреки | | Это свернулось удобно калачиком | | Н.Л. | | Семья. | | Легенда.* | | Размышления еврея в немецкой пивной. | | Гимнастёрка. | | Одиночество. | | Виктория | | Кипит вновь разум возмущённый. | | Относительно реинкарнации. | | Деревенская проза. | | Война. | | Покуда занят Крым войною, | | Искушение. | | 70-е | | Падение империи. | | Сорок. Срок. Не поздно ль - впрок? | | Рождественская прострация. | | Aachenerstrasse. | | "Мы евреи, евреи, евреи..." | | Толкование снов | | Анкетный вопрос. | | Гаданье | | Демьяниана.
(пиеса) | | Перспектива. | | Перемена мест. | | Кришнаиты. | | Херес | | Первый опыт. | | Ну зачем себе-то врёшь? | | Ночной полёт. | | Себе. | | Ностальгия. | | Словесник. | | Зеркало. | | Мастера детективного жанра | | Конец века. | | Снова - снов обрывки. Словно | | Апория. | | Бутылочка. Начало исхода. | | Фаллос. | | Москвичка. | | Серебряный век. | | Живая петля. | | Это после - Кирилл и Мефодий. | | Явление стиха | | Пейзаж. | | Русский магазин в Кёльне. | | Любовь. | | Не желаю тебе зла - | | Огорчение философией. | | Последний сон | | Имя. | | Третья метаморфоза. | | Первый снег утром. | | Гомер. | | Велосипедная прогулка. | | Интерференция. | | В предчувствии открытья. | | Путешествие в Калугу. | | Звонок в Калугу. | | Оставайся самим собой - | | Текст. | | Пришла Гоморра и Содом: | | Имя старика. | | Фанфан – чёрно-белый тюльпан, | | Давайте, давайте играть в домино. | | Осень концептуализма. | | Поэт. | | Рыбалка в России. | | Дыхание. | | Заклинание Слова. | | Переселенье, переселенье! | | День ВМФ. | | Просмотр теленовостей. | | Дегустация. | | Молчание ангела | | В угодьях | | Impressio*. | | Заначка. | | Станция. | | Новогодний пир. Гонконг* | | Домой. | | На дне | | Совок.* | | Оттепель. | | Эмиграция. | | В фильме, где-то посрединке, | | Задумка. | | Отрочество. | | Земляки. | | Мерилин. | | 2005-й. | | Передышка. | | Deja vu. | | Вместо прогулки | | Отрешённость | | Разговор с Наташей. | | Кентавр. | | Была хохотушкой, был рот до ушей - | | Исчезновение. | | Я буду пить тайную воду | | Дао: путевые заметки. | | Волк. | | Зима в Кёльне. | | Конец сезона. | | Обеденный перерыв. | | В жанре развода. (На два голоса) | | Видение истока. | | Река | | Бобыль. | | Ныне отпущаеши. | | Край. | | У художницы | | Новогодняя простуда | | Я тебя, суку, - уйди! - ненавижу, | | Мой Кёльн. | | Что с Крымом? Что скифы? Покой ещё снится? | | Город. | | Молящийся | | Докладная записка. (Концептуализм и замкнутые круги) | | Первая помощь. | | Архетипы. | | Saint James Hospital - blues. | | В стол. | | Дума про Обломова. | | Lebenslauf*. | | Аморальное землетрясение. | | К вопросу. (Голоса). | | Культурное мероприятие. | | Наука побеждать. | | Болотные огоньки. |
|
| Сессия. |
Кофе пить. Листать рывками
Между быстрыми глотками.
Отмечать в углу сознанья
Своё сонное дыханье.
И не спать - дремать минуту,
Пальцы в волосах запутав. |
|
| 1976 |
|
|
|
| Папироса. |
“Беломор”. Губа - не дура.
Кончик влажен лишь слегка…
И дымится под прищуром
В жёлтых пальцах знатока. |
|
| 1976 |
|
|
|
| Пасечник. |
Он проверяет
Ни свет ни заря
Рамки расплавленного
Янтаря.
С совестью, с пчёлами,
C миром в ладу.
Чай попивает
И ложка в меду. |
|
| 1976 |
|
|
(Из серии “Имя”) |
| Тане об этимологии. |
И с виду проста, и жизнью довольна.
Не та, вроде, хватка и стать.
Но только вот в имени полном невольно
Читаю я: “Тать...” |
|
| 1982 |
|
|
|
| Великий Устюг. |
Тут блики тёплые по стенам.
Ещё согрет мой край постели.
Не угореть бы невзначай.
Холодный чай. Ночное бденье.
На низком стульчике сиденье
У печки. Рдеют дров слои.
“Молчи, скрывайся и таи”… |
|
| 1984 |
|
|
|
| *** |
Терпенье и труд -
Терпенье и труд -
Терпенье и труд -
Терпенье и труд -
Терпенье и труд -
Терпенье и труд -
Чего это
я там
перетираю? |
|
| 1984 |
|
|
|
| Храм. |
Не надо сетовать, не надо.
И дело тут не в злобе римской –
Давно взыскующими града
Разрушен храм Ерусалимский.
Наверно проще так намного –
Тут все равны и всякий годен:
Чем одному дойти до бога –
Толпой взять Град и Гроб Господень.
Но это – после. Шма, Эсроэл!
Встань под знамёна Маккавеев!
А дальше ... Новый храм построим?
И что, и кто спасёт евреев?
Быт гарнизонный, гнёт понтийский.
Что, под охраной легионов,
Без понужденья и без риска
Не чтить кумиров Пантеона?
Заветом ветхим не хранима,
Земля скупа, житьё убого.
Смешно твердить, что было имя,
И мать, и родина у бога.
Что значит «Смертью смерть поправ»?
Что ищут люди от добра?
Какие новые затеи
Готовят эти иудеи?
Всё притчи, всё иносказанья
В их подозрительны писаньях.
Но не в чем обвинить: зане
Себя винят – в своей вине.
Бросая скарб и дом без грусти
И деньги – в пыль, за благостынью
Уходят навсегда не в пустынь,
А в настоящую пустыню.
За добровольное сиротство –
Кликуши, дураки, провидцы –
Своё отдали первородство.
Но где он, суп из чечевицы?
Не надо сетовать, не надо.
Зато слова, заветы те
Предстали в вечной простоте
И пред взыскующими града.
И Храм восстал - судьбой хранимый,
Людьми спасаемый в преданьях.
Что камень, нынче так ценимый?
О зданьях лишь скорбим. О зданьях.
И, над развалинами мнимый,
Сиял звездой шестиконечной
В душе. В молитве. В Вифлееме.
И на повязке? Да. Конечно.
|
|
| 1989 |
|
|
|
| Звёздный час. |
“Открылась бездна, звезд полна.
Звездам числа нет, бездне - дна.”
(Ломоносов)
|
Ни боги не помогут, ни заклятья,
Ни формулы в нирвану погруженья.
В свой час свершится ежедневное проклятье -
Исходом дара сна и пробужденья.
Сбивая ритм часов, то тише, то быстрее -
Заело снова слева кнопочку в соске -
Начнет пульсировать внутри,
Стихая,
зрея,
рея,
Бессонница -
Механикой на волоске.
Раскачивает, будто невпопад,
Симметрию зеркал, смещая представленья.
Чьи это, из каких глубин глаза глядят,
Даруя и тебе иное зренье?
Так постепенно проступает, так
Покой сменяет прежнюю беспечность.
Часть Млечного пути в окне - не просто факт,
Не мёбиус, не знак, а - бесконечность…
И бесконечность представляется воочью,
И заешь точно, что тогда постиг
Над бездною безумия Ахав зависший ночью,
Увидя ход кита над бездной.
Моби Дик,
Белёсая бессонницы громада,
Приветствую тебя, ты предо мной.
Да будет так.
Вершится магия.
Твой след флуоресцирует
под веками,
под пальцами, размявшими табак,
Под шариковой ручкой на бумаге.
Он странно освещает всё подряд,
Он резонирует по капиллярам кровью.
Не так уж важно, что про это говорят:
Ночное знанье - или нездоровье.
До первых петухов отпущено нам время -
Без нечисти дневной и без дневных забот.
Над всеми ночь, над ВСЕМ - провалом звёздным. Дремлет.
И запрокинула лицо в провале чёрных вод.
Так что же ты не спишь, безумие ночное,
Весь мир постигшее, не зная лишь одно:
За что же дара сна лишён, за что же мне такое.
За что же отнято, за что же мне дано?
Сейчас, сейчас. Всё по-порядку.
Окурки - вон. Газету - с глаз
(“…явленье ТАСС”).
Теперь, пожалуй, ручку. Вот. Тетрадку.
Сейчас, сейчас…
Мой звёздный час. |
|
| 1989 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”) |
| Выбор Гамлета. |
Это когда-то коснётся меня:
Всё. Без потачки.
В заначке - ни дня.
Это, наверно, ужасно - война,
Это, наверно, ужасно - резня.
Это когда-то коснётся меня.
Это случится - в войне ли, в резне,
Или, скорее, в кровати, во сне…
Нет! На потом оставляю.
Знаю - но не называю.
Стану - спокойный.
А может быть - шумный.
Думать ТАКОЕ - безумье.
Без - умье?
Выбор широк для любителя странствий,
Только вот путь - в искривлённом пространстве -
Только лишь к тем берегам, где, забытый,
Там я - зарезанный,
Там я - убитый.
Только - с классическим постоянством -
К точке во времени, действе, пространстве,
К точечке той, за которою - сутемь,
Той, где все судьбы кончаются сутью…
Только бы не было страшно и строго.
Вот без руля и без вёсел пирога.
Тихо, без всплеска, с трёх разных сторон
Медленно мнимый подъедет Харон.
Что же я там и тогда осознаю?
Что же подумаю?
Что же узнаю? |
|
| 1989 |
|
|
Памяти друга, чёрного кота Лишая. |
| "Или явится до срока..." |
* * *
Или явится до срока,
Или тает не спеша.
А хозяин? Он - далёко.
Не приладится душа.
Дела - много. Тело гибко.
Только уголками рта
Обозначена улыбка
У Чеширского кота. |
|
| 1989 |
|
|
|
| *** |
Котофей, не умирай.
Что тебе зверячий рай?
Что за глупости. Серьёзно,
Погоди. Ещё не поздно!
Страшно, котик. Котик, ладно,
Видно, всё идёт как надо.
Видно, вспомнится потом,
Когда буду я котом.
До конца пойму тогда я
Взгляд твой жёлтый. Полетаем,
Как во сне. И, как бывало -
По подвалам, по подвалам.
К окнам - сквозь подвальный морок -
Вдоль каморок, вдоль каморок.
Выше. Дверь должна открыться,
Только скрипнут половицы.
Дальше, низом. И тропою -
Над травою, над травою…
Хорошо ль тебе, легко
В чёрном шёлковом трико? |
|
| 1990 |
|
|
|
| Страшный сон. |
От врагов Руси нередко
Коренной страдает житель.
Только лёг, приняв таблетку,
Что назначил врач-вредитель,
Пушкин мне приснился сразу
(Надо ж быть такому бреду):
Кучерявый, черноглазый
…И Абрамович по деду!
........................
*Знаю: по прадеду. По деду, вообще-то - Иосифович. Но дед - Абрамович.
|
|
| 1991 |
|
|
|
| Хокку. |
Оглянуться не успели - надорвался муравей.
Лето красное пропела - тоже - сдохла стрекоза.
Я не знаю, что мне делать. Уж зима катит в глаза. |
|
| 1991 |
|
|
|
| Парус-92. |
Воспоминанья без эмоций,
О прошлом память без обид:
Там ветер свищет, мачта гнётся,
Гуляют нервы, дверь скрипит…
А мне, нет-нет, да и икнётся. |
|
| 1992 |
|
|
|
| Хранители. |
Виват хранителям ремёсел,
Что и в живых не имут сраму:
Смиренно царь отбыл, не бросил
Ученье плотников Сардама.
Вот их добротные дела,
Вот их ободья, реи, рейки.
Их рожи красны от тепла
Кривой голландской носогрейки.
О, этот штучный, скучный труд,
Возня, простое рукомесло.
Всегда делам просторно тут,
Словам же нормативным тесно.
Немая вещь, дитя чудил,
Ей перевод не нужен сурдо.
Изделье мастер доводил
До блеска, шика, до абсурда!
От тех излишков, с потолка,
Пошло абстрактное мышленье,
От тех потуг, смешных пока,
Гордыни тайной, умиленья:
(Туда ли унесясь душой)
Обдумывать за фразой фразу
(Где Космос Малый есть, Большой…),
Шлифуя линзы и алмазы. |
|
| 1992 |
|
|
|
| Сопровождающий. |
“Куда как грустно нам с тобой…”
(О. Мандельштам)
|
Мотается во сне вагон.
Не занесло бы, все под Богом.
За перегоном перегон -
Темно, тепло, шинель под боком.
В какой рукав, кого пихать?
Чего ты, батя, там долдонишь?
Глянь, скорый прёт, ети их мать, -
“Москва - Воронеж”, хрен догонишь.
А мне в Чердынь с таким соседом!..
Сиди, сиди, пей - стынет чай.
Ты не дразнись пушкиноведом.
Живи покуда.
Не серчай.
Волк те дружок. Мне грустно? Что ты.
Табак хороший. И без крох.
Я есмь - товарищ большеротый.
Я ем ореховый пирог. |
|
| 1992 |
|
|
|
| Памяти* Фрейда. |
“Чуждый чарам чёрный чёлн.”
(К. Бальмонт. “Чёлн томленья”)
|
В рюмке - из варенья вишня.
Наливай полночный ром...
Медленно, со дна, неслышно
Вместо сна всплывает - сом.
Ходит тёмной донной рыбой.
(Не спеши, не пей до дна).
И доходит - волос дыбом!:
Их там много. Не одна.
Тёмен сом. Невероятно
Близок. Не даётся в руки.
Медленно, но непонятно
Говорит на ультразвуке.
Что - неясно. Вспомни, cito!**
Это, вроде, помнит кожа.
Этот твой язык забытый
Надо вспомнить. Но не можешь.
Перед тёмным сомьим ликом
Должен вспомнить. Но не можешь.
Ртом немым, беззвучным криком
Бесполезно звать на помощь.
И - толпой медузьи бельма.
Ближе, ближе рыбий зрак…
Лишь огни святого Эльма -
Сквозь туман и сон, и мрак.
Что - неявно там, сквозь вату, -
Чёрным контуром нечётким?
Тускло светятся на вантах
Электрические чётки…
Всё отчётливей явленье,
Всё понятнее огни.
Потерявший управленье,
Тут он - руку протяни.
Ухватись… На борт помалу.
Всё на месте? Кнехт надраен?
Встань спокойно за штурвалом.
Не спеши. Здесь ты хозяин.
И над зыбью - к дому, к молу,
К воле, к тверди, в порт, в покой.
Пусть дрожащим, мокрым, голым,
Но на палубе сухой.
Не до жиру, не до счастья,
Но спокоен и спасён…
Полным ходом, над напастью -
Чуждый Чарам Чёрный Чёлн. |
|
| 1992 |
* В буквальном и переносном, и пр. смыслах
** cito! (лат.) - быстро
|
|
|
(Из серии “Открытия”) |
| Водка. |
Вот и водка налита.
К ней закуска - красота.
И тепло пойдёт по телу.
И бутылка запотела. |
|
| 1993 |
|
|
|
| Резонанс. |
Из тех ли ты, кто на режим
Гармонию не поверяет,
Кто опытом не жил чужим,
Из тех ли ты, кто доверяет,
Кто ночью душу здесь лечил,
Кто здесь стоял спиной к Востоку,
Кто своё эго подключил
К антенне готики высокой
И эхом стал? Что слышишь? Ну…
На низкой ноте, без опоры,
Химеры воют на Луну
С уступов Кёльнского собора. |
|
| 1993 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”) |
| Частный случай |
Таракан ползёт – классически – в стакан.
Тень Лебядкина зависла над общагой.
Неестественным (чем кончится строка?),
Странным образом марается бумага.
Как хотел – не по клише, но по душе ль,
Под финал доставши контрамарку,
Рисковать быть спущенным взашей
По ступеням лестницы Ламарка?
По ступенькам, по углам, в чужих местах.
Тридцать семь. Стреляться неохота.
Таракан в гостях и я в гостях,
Кто ему – облава и охота.
Чёрт-те что и вправду, сей же час
Разберёмся с этим без прелюдий.
Слишком поздно и не в добрый час
Ты, старик, отправился в полюдье.
Тут себя, старик, совсем не зря
Чувствуешь немного идиотом.
Персонажем, правду говоря,
Не литературы – анекдота.
Может, как подростки, дихлофос
И себе плеснуть – затем уж, чтобы
Завершить весь ряд метаморфоз
Кафкианской, предпоследней пробы?
Ни к чему химические средства.
Наши здесь пересеклись пути.
Я один. Всё тонет в мухоедстве.
И стола уже не перейти.
|
|
| 1993 |
|
|
|
| *** |
Сон - это слон,
Только с ножками цапли.
С тем и надломлен он
Первой же каплей.
Где-то там бродит,
Плывёт как налим
В памяти - вроде
Картинок Дали.
Дождь на всём свете.
Смурной выйдешь, сонный.
Спичкой осветит
Кусочек ладонный.
Здесь и дыши
Никотином, озоном.
Нет ни души.
И гулять нет резона.
Слышишь, за городом,
Глухо донельзя -
Как электричка
Бьётся об рельсы.
Темень и дождь.
Сигарета намокла.
Лёгкая дрожь.
Только мокрые стёкла
Дрожи вторят -
Барабан да сурдинка,
Врозь и подряд.
Но - сухие ботинки…
Что от добра ещё
Ищется снова?
Слова какого,
Зачем тебе слово?
Звуки и запахи
Чувствуешь остро.
Время ли, место ль
Рефлексии? Просто
Лихо накличется -
В самую пору де.
Дождь в чужом городе.
Ночь в чужом городе. |
|
| 1993 |
|
|
|
| Привой. |
Я всеми мыслями - на Запад.
Я всей душою - на Восток.
Мне сей отчизны сладок запах.
Я - грубо срезанный росток.
Раздвоен. Помню свой шесток.
Я славно зажил, лучше вдвое.
Я отдан был ножу кривому.
Я - саженец, я - по живому.
Я беженец. Я на подвое.
Я вою. |
|
| 1993 |
|
|
|
| Начало стиха. |
Об мысли в тиши
Окурок туши.
Движенья души
Запоем души.
Паршив твой пошив -
Одевайся, спеши;
Простужен, плешив, -
Под ливнем дрожи.
Тупые ножи.
Для ближних кроши
Из мяса и жил
Своих гуляши.
Навязчив и лжив
Приятель - дружи.
А всё ещё жив -
Стол да лампа. Пиши. |
|
| 1993 |
|
|
|
| Сейсмография. |
Так медленно, так тоненько
Ведёт перо тектоника.
Похоже, что-то нервное
Пошла писать губерния. |
|
| 1993 |
|
|
|
| Рассудку, смыслу вопреки |
* * *
Рассудку, смыслу вопреки,
На верное авось надеясь,
Сомкнув ряды, примкнув штыки,
Когда «свиньёю» прёт что невесть –
Забывшись, закатив белки:
Кричащий плебс, мычащий демос, –
Читай. Лелей. Пиши. Реки.
Знай: «Ubi lingua – ibi Deus»*.
Оно не каждому дано:
По нёбу языком, по небу
Определять на вкус вино,
Слова на вкус. Не сеять хлеба.
Не сеять. Лыка не вязать.
Почто дышу ещё, надеюсь?
Грешу. Пишу... Как знать, как знать,
Быть может, всё же: «ibi Deus»?
Всё зыбко. Гелиос в огне.
Тектоникою дыбит Геос.
Опоры нет нигде вовне.
Лишь: «Ubi lingua – ibi Deus».
Что там во сне? – Квадрат. В окне –
Мой чёрный ужас. Фобос. Деймос.
Ночь подсознания во мне.
И лишь лампадкой: «...ibi Deus».
Что у Иова-то отнять?
Всё потерял – и водкой греюсь.
Лишь Слово мне дано понять.
И передать. И – ibi Deus!
1993
|
|
| 1993 |
.............................
* “Ubi lingua - ibi Deus” (лат.) / Где язык – там Бог.
(пословица собственного изготовления).
* Фобос (греч.) - Страх.
Деймос (греч.) - Ужас.
В асрономии - спутники Марса.
|
|
|
|
| *** |
Это свернулось удобно калачиком
В позе естественной эмбриона.
Это царапает согнутым пальчиком
В форме прозрачного скорпиона.
Это забытая мною вина.
- Это - она?
- Я не помню.
- Она. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Н.Л. |
Позвольте узнать… Сколько, сколько?
Вот именно.
А талия, в общем, не только что в имени.
А вот из-под чёлочки те же глаза:
Отличница, умница, пчёлка, оса.
Но - окна (с запущенным серым двором)…
Но - воздух ( с зависшим над ней топором)…
Пасьянс. Медитаций табачных сеансы.
И снова пасьянсы. И снова пасьянсы.
От мелкой обиды порою шалеет:
Взовьётся, ужалит… Потом пожалеет.
Так ведь не со зла. Отвечать? -Дело вкуса. -
Лишь кожи продёрг под целебным укусом.
За вечер, за ночь, за полночь - беззаветно
Служить и терпеть. И пусть будет заметно
И как перепуталось всё в её доме,
И как удивляться мне нечему, кроме:
Как всё это вместе ужилось, осталось:
Обиженность, женственность, жало и жалость.
(Лишь вспомнится - реже - последняя дружба.
Лишь брошена будет последняя служба…)
Сомнамбула, сзади остался карниз!
Идёшь, не очнись, глаз не скашивай вниз,
Не переступай той невидимой кромки,
Где время проходит
И тикает громко. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Семья. |
Не сглазить бы - все в сборе.
Обед. И в ложке он:
В добротном мельхиоре
Дымящийся бульон. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Легенда.* |
Ещё раз хочешь - напролом,
Последний жребий мечешь в спешке,
Загадываешь: “Ну! Орлом!”
А в кулаке зажата - решка.
А в результате жизнь - копейка.
Кому отдать медяк потёртый?
Десяток промотал четвёртый, -
Ломайся, “Сейка”, плачь, жалейка...
Моё последнее танго.
Заносит душу городскую.
Нет денег - ну и что с того,
Не проку одного взыскую.
Жалеть что толку о былом.
Уже кончается аренда.
Моя - и решкой, и орлом -
Легенда. Только лишь - легенда. |
|
| 1994 |
* „Легенда“ - надписи и изображения на монете.
|
|
|
|
| Размышления еврея в немецкой пивной. |
“Credo quia absurdum”*.
(Тертуллиан)
|
Вот город, когда-то - колония Рима**.
Вот кто-то, зачем-то, по имени Дима.
Порой сам себе удивляешься: “Ты ли?”
Ну что ж, эко диво. Здесь многие были.
Два шпиля собора торчат терпеливо.
Victoria? Или заказ на два пива?
Пользительно спрыснуть вчерашние скорби:
Для Urbi одно, а второе - для Orbi!
Собор называется попросту - Дом.
Да город при нём. Да я живу в нём.
Зачем я живу (в смысле - здесь ) непонятно
Ни мне, ни соседям. Не правда ль, занятно?
Я пью то же пиво, что пили когда-то
Друзья-студиозы Фомы Аквината.
Поскольку оно здесь вовек не прокиснет,
“Два светлого!” - живо и ныне и присно.
Чем хуже, позвольте узнать это, мы
Отчаянно верящего Фомы?
Вот - свежее, пенное… Сколько же дат
Новых, с тех пор, как два года назад…
Что там сейчас? Русский путч разливной?
Положим, здесь тоже, вот в этой пивной.
Не тот, чтобы дуром переть озверев;
Так, путч - в животе, в мочевом пузыре…
Пожалста, - сосуд мне наполнить до края.
Я здесь, в уголке мочегонного рая
Не верю (какой умилительный тост!)
Ни в зубы дракона, ни в хвост - Холокост.
Я верю в погрома зажившие раны
(Да, знаю, читал, кто такие мараны).
Я верю, что беглые - все диссиденты.
Тьмы истин моменту. В успех импотента.
Я верую в город. В собор нерушимый.
Я верую в голос народа фальшивый.
Что толку мне здраво судить это. Мерить?
Проверить нетрудно. А ну, как - поверить.
Пускай безнадежно, неумно, подсудно,
Я верую, верую,
ибо - абсурдно. |
|
| 1994 |
* Credo quia absurdum (лат.) - Верую, ибо абсурдно.
** Colonia Agrippina - ныне Кёльн.
|
|
|
|
| Гимнастёрка. |
Испод всё - пот. Поверх - застирана.
В затылок. В обмороке. Смирна-а! |
|
| 1994 |
|
|
|
| Одиночество. |
Боли в средостении
И мерзость запустения. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Виктория |
Ах, живал я да бывал,
Только что – не воевал.
Не поездил. Не понюхал.
Пулей бочки не вскрывал.
И с чего б не воевать? -
Наши быстро замирят.
Близко, близко.., слышишь, братцы:
Троекратное «Виват!»?
С «ятью», «матью», – всё подряд..
Ух, как трубы затрубят, –
Как ребята нагрубят!
Всласть и – враз! И – в грязь.
«Ты, мразь!», –
Хрясь!
И: «К стенке, - вон тебя.».
Это – к стеночке – тебя.
(Не губя, иль там – любя):
Просто – эх-ма! – крестик снят.
Троекратное «Виват!».
Козырёк под слоем пыли.
Простодушие лица:
«Так что, это... Замирили.
Малость, правда, уморили..
Ничего. Быват-мерцат.»
Быват-мерцат.
|
|
| 1994 |
|
|
|
| *** |
Кипит вновь разум возмущённый.
Вновь - строем, с боем, с блеском сабель!.
Вставай, проклятьем заклеймённый!
И говори, где брат твой Авель. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Относительно реинкарнации. |
Разгадка новых воплощений,
Загробной тайны - на носу.
Боюсь лишь, что, прошу прощенья,
Я смерти не перенесу. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Деревенская проза. |
Ваня всех удивил.
Встал, коров подоил.
Покурил да попил.
Да себя удавил. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Война. |
“Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?”
(О. Мандельштам.)
|
С чего всё началось, чья была воля злая?
И род и город разорён. Парис,
Что там случилось в доме Менелая -
Любовь, простой каприз, душевный криз?
И поздно разбираться, и неважно:
Уже подложен под коня каток.
Не надо про деяния отважных, -
И так всегда из сводок ясно, кто
Являл собою доблести пример,
Что двигало, что было высшей ставкой…
О ком слагал предания Гомер?
Рогатый муж да женихи в отставке
Оставившие семьи и дома,
За десять лет слегка подросших малых деток.
Засады… Вылазки… Дождливая зима.
Невзгоды двух блокадных пятилеток.
Не лучше ли, сливаясь с тёплой мглой,
Хлебать в Тавриде ласковой массандру,
Чем, воя, раны скверною иглой
Шить второпях, насиловать Кассандру,
(Такого не предвидела она),
Дичать, терять друзей, и сон, и разум,
Мать вспоминать - когда убил не сразу.
Война - она и в Африке война.
Из-за наложниц ссориться серьёзно?
Чем тоже не причина для войны.
Куч разлагающихся - прочих и навозных -
И с той не убрано, и с этой стороны.
Елена, кажется, в Египетской земле.
За что сражались-то, хоть помните, кретины?
Добились своего? Где корабли? На дне.
Прочтут их список, может быть, до середины.
С чего сорвались, мужики, как это вдруг,
Ахейские мужи, скажите откровенно.
Забиты нужники. Дерьма вокруг…
Что Троя Вам. И что уже Елена. |
|
| 1994 |
|
|
|
| *** |
Покуда занят Крым войною,
Пройдусь Германией лесною…
Что может быть печальней так
Ходить. Средь веток и коряг
Найти нелепое, смешное,
Знакомое, почти родное
И вспомнить: “Точно. Габриак”. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Искушение. |
“О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют…”
(Б. Пастернак).
|
Так весело всё начиналось,
Так попросту - ласточкой в сени.
Бывало, буянили малость
Поэты, художники, гении.
По-русски где Ваньку валялось,
А где по-французски парле.
Рассеянно в Арле гулялось,
Привольно дышалось в Орле.
Так славно бывает вначале
Участвовать в этой игре
Как сладко, оставив печали,
Торчать первый раз на игле:
Избранником быть, в заповедной стране,
Кругом все чудные, благие,
А ты уже там - в стороне, на струне*,
Где явь, где реальность - другие.
И дальше, и дальше, и - где уже твердь…
Забавно придумали, черти:
Дорога, ведущая в рай - через смерть -
Есть просто стремление к смерти!
До Фрейда мечтала душа о ноже,
Всенесовершенством ранима;
“Кровь, ухо и нож” - ещё Босха сюжет,
Престранного Иеронима.
Подспудно желания манят туда,
Аскеза и йога - в нирванну.
Там - цель Дон Жуана. А есть - без труда:
Вскрыть вены, сесть в тёплую ванну…
И всё это - способы жизни, братан.
Но если в ней плохо и пусто,
Но если тебе ещё шанс некий дан,
Тогда остается - искусство.
Там можно увидеть такие цветы,
Такие чернейшие ямы!
Там Шпенглера мрачности слишком просты
И розовый бред Фукуямы
Там лепетом детским невнятным разит.
Там нет угомона и края.
Там пишут навзрыд. Там Бог говорит.
И куст там горит не сгорая!
Там сможешь (но будут мгновенья редки)
Побыть у черты, у порога,
Где воля - и мраморные завитки
Кровавого уха Ван Гога. |
|
| 1994 |
* Струна (жарг.) - игла шприца.
|
|
|
|
| 70-е |
Лето. Вечер, но теплынь.
Запах - мёд. Всё невозможно
Ощутить, не то что… Блин!,
Как легко идти порожним.
Дворик. Млечный Путь. Всегда -
Праздника, пластинки, чуда!
Цокот. Каблучки. Куда?
Окна настежь. Смех. Откуда?
Что - котов кругом!. Ничё..
Туфли. Клейкий лист прилип.
Темень. Ночь. Июнь.
Ещё.
Сладкий клей сочится с лип. |
|
| 1994 |
|
|
|
| Падение империи. |
“История не имеет
сослагательного наклонения.”
(Афоризм-сирота)
|
1
Пойми: сдвигающий породы,
В нечеловечью волю слит,
Глухой, подземный глас народа
Достиг континентальных плит.
Гул слышен. Дыбятся века.
Вот-вот – и блоковские кони...
Ещё спокойно все пока.
Но в сослагательном уклоне
(Что обвинительному брат)
Все наши «если б» воплотились –
В кристалл, в магический карат
Свободы, дикой воли, или
Неважно в что уже – когда
Грядут библейские явленья:
Полынь какая-то, беда,
Воюющие поколенья...
И пресекутся времена.
Рассвет. Соборность и народность.
И смерть, и мука, и война.
И ненависть. И безысходность.
Кричит неведомая птица.
Трещат, ломаются гробы.
Не приведи Господь родиться,
Когда творится «если бы»!
2
«Где стол был яств», - всё больше – выпить.
Снаружи – рой за роем: Припять,
Полк Наших, Трезвость с Топором.
А к нам: с автобуса – двором.
Винцо. Нехитрое печенье.
И некое столоверченье –
От градусов и разговоров.
Остатки разливали поров...
В странноприимнейшей земле,
В тепле, в исходе безысходном,
Лежит на дареном столе,
Вполне удобном и походном,
Всё тот же вечный чистый лист
И ручка – верный чёрный Шарик.
Здесь чай и крепок и душист,
Омлет вкуснейший плитка жарит.
Тут, выбирай не выбирай:
Спасённым – рай, а вольным – воля.
Был посерёдке где-то край.
И хата с краю. В кухне, что ли:
Все выпили и вздор несут.
Пора: «А хорошо ль сидится?» -
Вопрос бы и задать, и тут
В улыбке расплывутся лица...
Слов столь ещё понятна суть:
«Застолье...», «Стол...», «Моя столица...».
3
Где Це Ка Ка минувших светлых лет?
А где простые, ласковые бляди,
Портвейн «Кавказ», скажите, Бога ради,
Где из столовой бурый винегрет?
Где песенка, как я гляжу ей вслед,
Где трёп на кухне, споры на ночь глядя?
Где женский визг вокруг? Где лучший друг?
Где рок-н-ролл? И сам, куда как шустрый,
Партнерши каблучком заехавший по люстре?
По батарее где соседей стук? И вдруг,
И вдруг все кончится. Не враз. Не без следа.
Товарищ, верь, чёрт с ней, с моей громоздкой Византией,
Гори, сияй, Полынь моя, звезда!
Люд поднебесный, не грехи, – долги прости ей.
Пески поглотят царство. Не беда.
Ещё осталось жизни на распыл.
Что вы заладили так грустно: «Навсегда».
Я жил тогда, вы помните?
Я был.
|
|
| 1995 |
|
|
|
| *** |
Сорок. Срок. Не поздно ль - впрок?
Не скупись: что прах - что порох!
Разве что, кому-то дорог.
За душою пару строк.
Именинный (скоро сорок)
Ждёт - пиро..? Нет, нет - порог. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Рождественская прострация. |
Рождественская прострация. 90-е
О, Родина, как я люблю монотонных
Домов твоих стройность панельно-бетонных!
И девушек наших люблю параллельно,
Живущих в панельных. И просто панельных.
Люблю твою водку – за привкус кондома,
За чувство резины. За то, что я дома.
За зубы литые, улыбки златые.
И люди простейшие, то бишь – простые,
В трамвае, теснясь без обиды и зла,
Дыханием терпким – вола и осла –
Согреют любого: не то что – Младенца,
Но – нежного немца, привычного ненца…
К библейской всё движется жизни простой,
К природе, назад (на заводе простой).
Всё вновь перепуталось, Господа Мать,
И некому, как говорится, сказать:
Что, вот, прости, Господи (может, простит):
Простуда,
Простор,
Простота.
Простатит…
|
|
| 1995 |
|
|
|
| Aachenerstrasse. |
Привычный жест: как в рот травинку
Клади прохладную пластинку.
И делом занят, и - жуёшь.
“Мысль изреченная…” Ну что ж,
Совет понятен, спору нет.
Молчи, катая мягкий шарик.
Молчишь, молчания обет.
Язык лишь беспокойно шарит.
Речь кончилась. Есть вкус и запах.
Восход, пожалуй, - всё. На Запад
Шоссе. Знакомых нет растений.
Возможно - вертоград. И тени.
Пустое дело - на юру
Бледнеть лицом, пугать прохожих.
Умру когда-нибудь? - Умру.
Как ощущать приятно коже
Что ближе к телу, - итого:
От кед - до глаженой рубахи.
Но было эхо? Нет, всего -
то грузовик промчал: “Аахен!..”
Ост-Вест. Обычная картинка.
Что там, что тут есть твоего?
Идёшь, глядишь, жуёшь резинку.
Без сахара. Без ничего. |
|
| 1995 |
|
|
|
| "Мы евреи, евреи, евреи..." |
Мемориалу Яд Вашем
|
* * *
Мы евреи, евреи, евреи.
Мы поедем в другие края.
Всё. Забыться. Забыть поскорее,
Водка, горькая чаша моя,
Что стоит
недвижим
монолит
картотеки
Мест, куда
и откуда
бежали.
Города,
кои выбиты
в камне
навеки,
Как заветы на третьих скрижалях.
Ничего не меняют твои размышленья,
Рассуждения: быть ли, не быть…
Это право. Печать. Первородство. Рожденье.
Не избыть. Никогда не забыть.
Тот же спор, стук колёс, разговоры о Герцле,
Та же горько-весёлая смесь.
То не пепел Клааса стучит в моё сердце, -
Моё сердце стучит, пока есмь:
От Ганзеи до русской развесистой клюквы
Отмечается срок бытия.
Упрощается речь.
Отпадают буквы.
Бабий Яр.
Яд Вашем.
Я. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Толкование снов |
Вот кончается речь - начинается кровь.
Хлеб изгнанья. Мычанье. Семь тощих коров.*
Не вскричать. Не проснуться. Не встать и не лечь.
Нет дыхания. Спазм. Газ доходит до плеч...
Утро. Топится печь. Продолжается речь.
1995
......................
* Бытие 41:17-36
|
|
| 1995 |
|
|
|
| Анкетный вопрос. |
Жилось ли, училось - а одна строка.
Так уж получилось - знать три языка.
Всё как полагается, читаю и пишу.
(Русский не считается. Я на нём дышу). |
|
| 1995 |
|
|
|
| Гаданье |
Кёльн, готика. Олени, нарты.
Что было. Что сейчас. Что ждёт…
Так погадать? Раскинем карты:
Европы, Азии. Ещё.
У моря будешь ты рождён,
У Чёрного, где жили-были.
У Белого, где гибли-стыли,
Живёшь, судьбою принуждён.
И это будет в миттельшпиле.
Ты всё узнаешь, всё подряд:
Житьё забытое младенца,
И скучный мат, и женский взгляд,
И бегство, и любезность немцев.
Очнись Европы посреди:
Значок колючий октябрёнка
И знак гвардейский на груди.
Сползает мокрая пелёнка.
Во лбу кокарда, герб имперский.
Ремень, свинцом залита пряжка.
Халат врачебный на тельняшке
И алый галстук пионерский.
И будет не определить
Ни смысл, ни логику событий.
И тянешь, - тянется не нить -
Какие-то обрывки нити;
Дела, какие-то дела,
Что непредвиденно застыли -
Подобьем жидкого стекла
В аморфном, коматозном штиле.
Двина Архангельск рассечёт,
С весла холодной каплей брызнет.
И Кёльн стоит. И Рейн течёт.
И книжек всех - наперечёт.
И длится сон о моей жизни.
|
|
| 1995 |
|
|
|
| Демьяниана.
(пиеса) |
Действ. лица: Бог. Демьян. Немцы.
Бог (глядя на Землю):
Фу-ты, ну-ты, что за нумер,
Жив Демьян, никак не умер!
Вышел гусем из беды.
Ну, теперь его куды?
Демьян (глядя на карту):
Ишь ты, сколько разных стран-то!
Ну-ка, стану эмигрантом.
Нада всё решить заране.
Где там, как её, Германья?
Немцы (пляшут и поют):
Из-за дальних, дальних стран
Едет, едет наш Демьян!
И тому ужасно рад
Весь немецкий Бундесрат!
Демьян (делово):
Из какенной пёрся дали!
Что, родимые, не ждали?
Вот и - слёзы, крики счастья,
Бодрый “Марш энтузиастов”…
Где халат мой беловатый?
Скальпель, спирт, зажим и вату!”
Щас рукав я засучу -
Всех тогда и залечу.
Немцы (жалостно-жалостно):
Ой-йо-йой, пришла беда.
Вот те деньги, вот еда.
Вот вино со всего света.
Всё, что хочешь, но не - это!
Демьян (строго):
Будя вам. Вино приемлю.
Но, пришед на вашу землю,
Вам леченье аз воздам,
(Дальше слово не для дам).
Бог (глядя на Землю; удивленно):
Фу-ты, ну-ты, что за нумер.
Жив опять. Опять не умер.
Всё намёка не поймёт.
Ну и - хрен с ним!, пусть живёт. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Перспектива. |
Скоро сорок. Звучит неуместно,
Как шаги Командора вдове.
Врёт пословица. Зеркало - честно:
Седина-то, вот-вот, - повсеместно.
Бес? Известно, где бес, -
В голове! |
|
| 1995 |
|
|
|
| Перемена мест. |
Головная боль. Суббота.
Воробьи клюют блевоту.
Полицейский на посту.
Чёрт-те что. Что там - что тут. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Кришнаиты. |
Одного взыскуем, Рама:
Человекам - Божьим тварям
Лица дай. А то ведь драма, -
Хари, Кришна, хари, хари… |
|
| 1995 |
|
|
|
| Херес |
Как много выпало уже
Дождя на душу населенья.
На душу. Мокрые дома.
Особое увеселенье –
Сто дней дождливая зима.
И снега нет, ну надо же!..
Пустые улицы. Скорей
Домой, початый херес
Там ждёт и тапки у дверей.
Несёт бессонно чушь и ересь
Там телевизор. Но пока
Колдуешь, сидя в кресле старом,
Над хрусталём – не слышишь; даром,
Что сделал только два глотка.
О лужах, ветре, обо всём
За дверью – поскорей забыть.
Что вспоминать о том, о сём –
Что толку? Лучше жить да быть.
Спаси и сохрани меня
Букетом терпким винограда.
При непогоде – вот отрада:
От маслянистого огня
По нёбу вязкое тепло
(Не так уж плохо и живёшь!).
Стакан. Посмотрим сквозь стекло.
(Всё – гут. Нигде не натекло).
Всё, всё бы ничего. Но – дождь...
|
|
| 1995 |
|
|
|
| Первый опыт. |
Профиль точёный. Искусство искуса.
Дрожь. На губе - уксус укуса.
Значит ли это?.. Значит - сейчас?..
Запах волос, мочки уха, плеча
И - беззащитного, жданного, пряного,
Смутно угаданного, дурманного.
Тонкая, скользкая нежность белья…
Это - возможно ли? Можно ли? Я…
…Мы - навсегда. Мы - друг в друге…
Но тщетно!
Жадно вспухает двойное крещендо!!.
Розовым шёлком - подкладка сырая
Тайного - невозвратимого -
рая. |
|
| 1995 |
|
|
|
| *** |
Ну зачем себе-то врёшь?
Ты по возрасту - на грани.
Ты пока ещё живёшь
(Как лягушка у Гальвани).
Ты, на шахматной доске
Оказавшийся у края,
Понял, наконец-то, с кем
И на что теперь играешь?
Мата нет ещё. Но - пат.
Немигающий, совиный -
До гусиной кожи - взгляд:
Сорок. Больше половины.
Все - мои. Сюда, в уют.
Ваши, знаю я, не пляшут.
Но довольно часто пьют:
Шах не вечен, мат не страшен!
Но довольно часто здесь,
На ночном балконе, курят
И бормочут, что - Бог весть,
До бессмыслицы, до дури.
Кто теперь что разберёт.
Начиналось столь невинно.
Но - вписаться в поворот,
Если лысая резина,
Если всё наоборот,
Кувырками через спину,
Дуром, задом наперёд?
Скалясь зодиаком львиным,
Жизнь идёт, проходит, прёт
Наобум, наощупь, быстро
Слишком; хватит за глаза
Визгов верхнего регистра.
Отпускаю тормоза!
Рельсы криво уложил.
Пешки сбиты. Нету сдачи.
Приезжайте, кто дожил,
Собирайтесь, посудачим.
Будет густо от бород,
Чёрных платьев, пятен винных…
Собирайсь, честной народ,
На мои сороковины. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Ночной полёт. |
“- Осторожно ночью… эй!”
Он не слушал советов товарища.”
(Сент-Экзюпери, “Ночной полёт”.)
|
Оставим кесарям страну,
Войну, печенье хлеба;
Себе - страстишку (так, одну, -
Марать бумагу, небо).
Пальто, галоши - кес ке сё?
И, в сорок с чем-то лет, -
Запрет на то, запрет на сё,
На выпиввку запрет…
Оставь, пусть будет всё как есть.
И чистый лист отставь.
Дневные доблесть, дерзость, месть, -
Бог с ним, Бог с ним, оставь,
И Вавилону - Цитадель.
Цари? А что - цари?
Ужели в небе мало дел?
Пари, Экзюпери.
Никак не отдохнуть душой?
Нигде покоя нет?
Но небо - вон какой большой
Рабочий кабинет.
Придумать лучший ли уход
От завтрашних мытарств,
Чем вольнопёром - на восход
В надмирье, в битву Царств?
Вестибулярка часто врёт
И ломан позвоночник.
В паденье вверх, в ночной полёт
Уходит полуночник.
Да, да, он может падать вверх,
Он, сам не свой, ничей.
А то, что жутко, свет померк,
Так - Млечный вот Ручей.
И - буква, буква лишь одна!
Проклятое старенье.
Не вспомнить, не достигнуть дна:
Паденье ли? Паренье?
Из всех тяни, мотор, из жил
За горизонт, за край
Того, кто выбрал, кто обжил
Давно нестрашный рай.
Он весел - выиграл пари.
Он горький пьёт абсент.
Над лётчиком Экзюпери
Парит приставка “Сент”. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Себе. |
Тик-так - никак нельзя привыкнуть.
Тик-так - но некого корить.
Не приготовиться. Не вникнуть.
Какое там - уговорить.
И монумента, монолита
Себе воздвигнуть не дано.
В тяжёлое стекло налито
Мне тёмно-красное вино.
И книг порядок, пыльных полок
Привычный ритм. И глоток
Достаточно приятен, долог,
Чтобы смешался крови ток
С теченьем мысли, нелогичной
Для дня; но ночью, одному,
Другое видится: Я. Лично. -
Зачем? И как? И почему?
И сон. И мне ответ приснится.
И утро бодрое в росе.
И день. И я шестая спица
В велосипедном колесе.
Отстань, пророк с углем и жалом,
Не все мне ленинградцы дети.
Сердца всем жечь? Да все, пожалуй,
И сами за себя в ответе.
Впустую столп не измеряя
Царёв, но зная (небеса!),
Что я воздвиг тебе, теряя,
Родная, добрых полчаса
Из жизни доблестной поэта
И сколько было мне дано
За это, нет, не за стихи, за это,
Я вспомню всё. Я пью вино.
Надует щёки Армстронг божий.
- Встать! Страшный суд! Внимать трубе!
Ты кто такой?
- Я, что ль? Похоже…
Я… Вишь ли… Памятник себе. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Ностальгия. |
“И немедленно выпил”.
(Вен. Ерофеев, “Москва-Петушки”.)
|
Тоска. Мученье. Тяжкий крест.
Беда. Течёт беседа вяло.
Как Вий оглянешься окрест.
Припоминаешь, как бывало:
Сперва стоят как истуканы
(О, только б хорошо пошло…),
Но вот - воздымутся стаканы
И звякнут, звякнут тяжело!
Когда сосанья коньяка
Постыла хитрая сноровка, -
Граненые блеснут бока -
Дзынь! - В настроенье рокировка.
Не зря чурается рука
Бокалов, рюмок узких шеек.
Дно видишь, солнце сквозь стакан.
И гравировку: “5 копеек”. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Словесник. |
Тунеядцу *,
получившему по заслугам.
|
1
Быть пустоцветом. Не давать плодов.
Ни яблоков, ни смоквы, клюквы, брюквы…
Лечить, лелеять, собирать все буквы -
Больные, грязные, из “АКМ”, из “бей жидов”,
Из слов Равви, постыдной лжи последней -
Не получатель, не владелец, но – посредник
(Посредством этих мелких лапок птичьих,
Ничьих, зачитанных, надуманных, вторичных).
Быть пустоцветом, цветом, ароматом.
Вне бытия. Сознания приматом.
Быть подсознания остаточным отсветом, –
Не до конца поняв.
Но смутно вняв.
Быть пустоцветом.
2
Толкования, токование,
Толка, логики строгой кование.
(Бормотанье, вина подливание.
Забывание, завывания.)
Толкованье известного ранее.
(Предсказанье, врождённое знание.)
По хранилищам - книг добывание.
Осознание.
(Осязание.)
Толкованье, сдирание струпа.
Доказательств, Фомы торжество.
Толочь воду на аш и два о -
Бога ради! Не жалко ли ступу?
Толкование, м-м, пребывания.
Стёкла, линзы - коррекция зрения.
(Просто житие. Переживание.
Знак, сомненье, знаменье, прозрение.
Впечатленье. Ума помрачение.
Сон. Импрессио. Сюрреалие.
Умолчание. Увлечение.
Суть камеи и суть инталии.)
Толкования и примечания.
Замечания. Некие чаяния.
Пререкания. Примыкания.
Вычисленье законов мелькания….
Связь уходит с вязанием пупа,
Дверь теперь не узнать, не открыть.
Остаётся - навязчиво, тупо -
Толковать, токовать, говорить.
Степень. Звание. Мантия. Букли. -
Пусть себе. Пусть - очки.
Уберечь -
Переводом в значки,
Сиречь - в буквы,
В скучный смысл,
Значение.
Речь. |
|
| 1995 |
* Фотомонтаж в одной из первых, изданных еще при СССРе, книжке стихов: сверху фото газетной статьи времен суда над Бродским. Заголовок: “Тунеядцу воздаётся должное”. Под обрывком текста - фотография вручения “тунеядцу” в 1987 году Нобелевской премии.
|
|
|
|
| Зеркало. |
Взгляд бредовый. Простенок.
Перед зеркалом гол.
Чепуха вместо денег.
Вместо дела - глагол.
На какие такие
Продолжать тут игру?
С кем бороться? Стихия.
Видишь в небе дыру?
Там гудение слышно,
Тучи мечутся вскачь.
Ну не надо, не вышло.
Ну расслабься, поплачь.
Отглагольною рифмой,
Не мудря, причитай,
Ненадраенной рындой
Свои склянки считай.
То-то время ужалось -
От среды до среды.
Всё усталость, усталость.
Оглянись посреди:
Славно жизнь получилась,
На судьбу не греши.
Колесом закрутилась.
Понеслась, замутилась…
Но и это как милость.
И спасибо скажи. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Мастера детективного жанра |
Мастера детективного жанра
Когда приспичит излагать
В рассудке здравом,
Законом как пренебрегать
И римским правом,
Когда прижат к стене врагом
И поздно драться,
Гоним, обложен (всё! – кругом...)
Как отыграться? –
Позднее, ранее,
Хотя бы в перспективе?
– Евангелия.
– Мемуары.
– Детективы.
Как сублимация, эрзац.
Как развлеченье.
Леченье страхов, аккурат-с –
Грехов, влечений
Того, кто пишет ли,
Того, кому читать:
Несчастия, безумный лик,
Полночный тать...
Всё знать: зачем и как, и кто
Кого пришил.
Вот жизнь, вот смерть. Кто
Этим только
не грешил.
А был ещё (ну никакой
Не помню даты:
Припадочный ещё такой
И бородатый.)
Так, - детективщик. Лёгкий жанр,
Известно, вздор.
Да: божий дар.
По-русски: Фёдор.
Теодор.
Он из зэка. Слегка был сам
Немного странный.
О преступлении писал
И наказаньи.
Но вот – читаем и по днесь,
В курс школ введён.
Хотя убогий, – издан весь.
Переведён.
А ну-ка – сам. К столу присядь:
Тут, зная меру,
Сюжет из жизни можно взять.
Возьмём, к примеру:
«Он ставит многое на кон.
Не без труда –
Агент сработал. Суд. Закон.».
И что тогда?
Тогда.. Подумать тоже жутко..
Тогда.. Постой..
Тогда заметит проститутка –
Что гроб пустой.
1995
|
|
| 1995 |
|
|
|
| Конец века. |
За день проедешь автостопом,
За час прочтёшь Второй Завет, -
Окошком светит Старый Свет.
Провинциальная Европа:
Покой. Добротность. Сторона.
Страна сметаны, свежей булки,
Послеобеденной прогулки.
Ну, разве что, опять - война.
Так, - старосветская война,
Всё повторится в виде чистом.
Какая тут уж новизна:
Юг. Море. Смерть. (Ну, пусть, - танкисты.)
Крест. Полумесяц. (Реконкиста!)
И Ваша милость здесь нужна?
Что Ваш прыжок, вся Ваша прыть?
Досталось Вам? Что Вам досталось?
Или, чтобы точнее быть,
Что Вам, дружок, ещё осталось?
Остался слов ненужных след,
Существовавших до потопа.
Реалии минувших лет.
Так, - в горле ком, какой-то бред:
Йошкарола... Йокнапатофа... |
|
| 1995 |
|
|
|
| *** |
Снова - снов обрывки. Словно
От узла лишь кончик словлен
Слов, читающихся справа..
Разруби условно, право
Слово! Может, развязать
Это? Клочьями основа, -
Что-то где-то... Как дословно,
Связно сны как рассказать?
В мягкой тине, в Палестине,
Справа - от конца к причине -
От “аминя” к “присно” с “ныне”
Тебе, сыне, здесь читать.
Тебе, сыне - в сене, в соме,
В мухоморовом рассоле,
Здесь, в России, в Палестине,
Сыне, сыне, - поздно вспять!
Ну зачем, размысли здраво,
Слева мечешся направо?
(Плотная, гляди, какая,
Насквозь потная, глухая, -
Ночь, подушка, - сна оправа...).
Всё. Звонок. Тебе вставать.
- “Мочи нет. Разбитый весь”.
Застилай во сне кровать.
- “Что плохого даждь нам днесь?”
Что там снилось? Наплевать.
Лучше? То-то. Стой под душем.
Стой, спасай от ночи душу.
Сна - как не было. Прошёл.
(Ты для бреющих полётов,
Кажется, уже тяжёл).
- Только, помнишь, как бывало:
Я мальчишка, я урод,
Я летал, как у Шагала -
С головой наоборот! |
|
| 1995 |
|
|
|
| Апория. |
“Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу...”
(Данте Алигьери
“Божественная комедия.”)
|
Догоняю. Полпути. По пояс - стебли.
Мелколесье. Ветки. Лес. Темнеет. Дебри.
Всё пропало. Крови слишком громкий стук
Остаётся только. Сумрак глушит звук.
Я запутался, задумался, залез.
Я - ни с места, я - зенонов Ахиллес.
Что ни тронь, что ни возьми, начни - всё прахом:
Жизнь прожить, бежать за черепахой...
Впрочем, ладно. “Я - особый”, - я твержу.
“Я - способен. Погляди. Глядишь?” Гляжу.
То, за чем гонюсь, бегу и мну листву я, -
Очевидно. Очевидно, существует.
Только манит, - но обманет ведь Зенон.
Только - Майя, лабиринт, иллюзион.
Только - крови стук. И звон стоит в ушах.
Цель видна. И всё короче - шаг. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Бутылочка. Начало исхода. |
Харч подавали с копытом, а равно -
С рогами и головой.
Чай отдавать уже начал явно
Тряпкою половой.
Всяческих запахов нету привычных,
Майских жуков, насекомых.
Что-то сместилось, сломалось. Обычных
Круг изменился знакомых.
И незнакомок туманы и запахи
Рифма роднит со звездой.
Мечта оказаться на некоем Западе
Стала вульгарной нуждой.
Бравый кураж отставного сатира -
Жалобами на долю.
Как-то так расположились светила?
Время - какое-то, - что ли?
Что-то в судьбе вдрызг разболталось?
Что-то со зрением?
Нет, так себе... Неприкаянность. Вялость.
Просто старение.
Дробный, неровный, - как дышат при гриппе,
Часто икающий,
Ногтем по диску, бликами клипов -
Техно мелькающий.
Бедный зрачок мельтешение колет.
Давит в затылочке...
Баста! Волшебный фонарь алкоголя.
Вот и бутылочка. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Фаллос. |
Перевод с сапгирского.
|
Я маюсь. Затиснут как змей. Я устал.
Но вот подымаюсь. Долой! Я - восстал!
Я встал. Я вознёсся. Я - царь твой. Я - Крез.
Я - Ра, Озирис. Мне пора. Я воскрес.
В намереньях твёрд я. Куда что девалось.
Я - дух твой. Я - сын твой. Отец твой. Я - Фаллос.
Я - ад твой. Я - садо-. Я пялюсь. Я - дыбом.
Я - рай твой. Я раб. Себя пялю на дыбе.
Я смазан. Я - в жертвенной смазке Перун.
Я - Витовы пляски, я - тряска, я - ересь.
Я конский, я баский, я в смазке, я пру.
Я - в Витовой пляске. Я - Фаллос. Я - Велес.
Я - в силе, я в сале, на всём на скаку -
Сейчас всё забрызжу, я спел, я - в соку.
Я млеком стеку. Я умру черепахой
Без панциря. Слабость я, сладость я паха.
Я - кровь с молоком. Мне неймётся. Пока
Мне нет примененья, стреноженной силе,
И крови избыток, и молока -
Я в гневе, в застое. Я - в апоплексии.
Тогда девять муз мне на помощь - ау!
Я - родоначальник искусств и наук.
Я - рода начальник, продление рода.
Я сроду печальник за дело природы.
Я - Фаллос. Я - Колосс. Густ вьющийся волос
Подножья - колосьями спелой пшеницы.
Что сам я? - лишь зрелость молочная, вольность.
Но семя - смолотится нежностю жницы.
Я весь намагничен. Я Фаллос. Я - плюс.
Я прост. Я первичен. Подать мне мой минус.
Я в ауре. Снова в припадке забьюсь.
Подать лабиринт. Я - Тесей. Где ты, Минос?
Где то, что внизу? Да, я вряд ли умён.
Я полный, я в теле, мне это отрадно.
Конец я. Начало. И - связью времён -
Белёсая клейкая нить Ариадны... |
|
| 1996 |
|
|
|
| Москвичка. |
Простая русская краса,
Без никаких таких экзотик:
Миндалевидные глаза
И маленький японский ротик. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Серебряный век. |
Последний век. Нигде - покоя.
Стоит монета на ребре.
И что там спрашивать, какое
Тысячелетье на дворе.
На потемневшем серебре
Мерцают профили. Бывало:
Российский бунт ли в ноябре,
Мороз ли лютый в декабре, -
Всё нипочём. Всё забывали:
Ахматова - в кафе за столиком,
Введенский - шарики за ролики,
Кузмин - в рискованной символике,
Хармс - в долгом хохоте, до колики.
Блок - в пьянице с глазами кролика.
Волошин - в мыса древнем облике.
А Белый - пляшет в кнайпе голенький.
Тот, ранний Заболоцкий, - в подлиннике.
Вот Хлебников идёт, но только -
То с крестиком идёт, то с ноликом.
Где Маяковский? Где, - на стройке!
Есенин - в псевдорусской тройке.
Вот Алексей Толстой, тот - в окороке.
Где Гумилёв? А этот - в Африке.
Тынянов - где в пенсне историки.
Вот спрятан Пришвин - в листьев шорохе.
Вот Ремизов - в старушке под руки.
Цветаева - в том хмуром отроке.
И Пастернак - в весеннем облаке.
И Мандельштам - в глубоком обмороке...
Как в храме хора звук - под свод.
Не сразу, погоди, не сразу:
Обрывки разговора, фразы.
Вчитайся, вслушивайся... Вот
Становится понятным что-то...
Улавливаешь верный тон...
Магнитофон где, ручка, ноты?
Тетрадка. Ноты. Камертон!
Перебирай своё добро:
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Высокой пробы серебро.
Фамильное. Начала века. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Живая петля. |
Ножка в нарочито грубом ботинке.
Чёрный чулок.
Ты глупа, как блондинка.
Тонкий силок
Подлой петли на чулочном капроне,
Линия ног... Видит же Бог -
Не спасает ирония!
Пыточка, только предлог -
Вся пикировка
Наша, попытки связать -
Впрочем неловко -
(Непроизвольно глаза...)
Этот зацеп и полёт на метле...
(Косят...) Затянут пролог.
Голос осел. Мой напыщенный слог.
Горло осипло.
В петле я.
В петле! |
|
| 1996 |
|
|
|
| *** |
Это после - Кирилл и Мефодий.
Глубже всех византийских даров,
Где-то в недрах, при всякой погоде,
Рост кристалла - отрады воров.
Это - твёрдость сверкающих звуков.
Это просто - как есть и дышать.
Это - до - до письма, до науки.
Да и - после, в запас. Не мешает.
Это “Р”, это “Ы”, это “Щ”
Я украл, как у Клары кораллы, -
То, что мышцы груди распирало,
Развивало движенье плеча,
Что осталось, в живот опустилось,
Как буддийское “о-ом” разместилось
(Зверем, сглазом, мятущейся тенью,
Вием, веком прикрытым в нутре -
Третьим глазом в подвздошном сплетенье,
Тёмным зеркалом, - блеском сквозь креп...)
Где - помстилось,* а где - отомстилось!:
Здесь одна только - жимолость, милость.
Да и там... И кому оно - там?
Неприкаянным, Каином, меченым, -
Только долг этот помню, конечно.
Я отдам, не забуду, отдам. |
|
| 1996 |
* Помстилось - показалось, привиделось.
(Из серии “Начало стиха”)
|
|
|
|
| Явление стиха |
Из причастья ль к обряду лунатиков,
Из винца, семенных ли канатиков,
Из башки, в волосах пятерни,
Из заведомо влезущей Аттики,
Из какой ли другой ли херни, -
Так процесс начинается некий.
Превращаться в ловца человеков?
Но - подумай. Но, до “кукареку”, -
Отрекись, отойди, прокляни!
Заскрипят же колёсные втулки, -
Тут тебе не по полкам прогулки
В заковыках чужих, закоулках.
Сам с усам? Ну, пожалуй, - начни.
Тут леса для устройства собора -
Как попало, по сосенке с бору,
Тут расчёт для органа и хора.
А бессмысленной сколько возни...
Но за прежним слепым переулком
Подымается - стрельчатый, гулкий,
(Всё вокруг - как бы хаос), и вот -
Так является миру и Риму,
И становится видимым, зримым...
И в тоске - восхитительной, мнимой,
Не вполне объяснимой - плывёт. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Пейзаж. |
Вниз,
в долину,
в миры цвета хаки
Осторожно
спускаются
яки.
И в тумане
не видно
совсем,
Как за стадом
старик
поспевает,
Как копытца
своё
выбивают:
“Дао-дзэн,
Дао-дзэн,
Дао-дзэн.” |
|
| 1996 |
|
|
|
| Русский магазин в Кёльне. |
Лине и Вацлаву Михальским.
|
Переулок мыший, врущий,
Уводящий в лабиринт
Рынка Старого хитрущим
Стен суженьем (Стеарин
Сквозь окно кафе горит).
Назревает приближенье
Беспокойства. И в глаза -
Не зима, - а наважденье -
Катит тихая шиза.
Катит катерок по Рейну.
Рейну? Где я? Я - не я.
Парапет. Парок глинтвейна.
Навсегда? По гроб? Na, ja,
Не рехнуться бы от счастья.
Как радист, агент в бреду, -
Помню: тайна. Я причастен.
Я иду. Плыву. Иду.
По брусчатому по дну,
Сну (а ну, Мартын Задека).
Двери : прямо - в тишину…
Прежней райбиблиотеки.
Сразу, с улицы кривой,
Зимнего дождя, ненастья, -
К людям, к языку, домой,
Как к родным, в дурдом, в согласье*.
Снова - via dolorosa -
Коктебельки, чёлки, прядки.
“Вы - стихи?”
“Я больше - прозу.” -
Повело кота на блядки…
Снова - к полкам, в позитуру.
И - уже привычный тик -
Пальцами в клавиатуру
Читанных, всё тех же, книг.
Пробуй. С полочки бери.
Знай, стели себе соломку.
И с такими же негромко,
Тихо-тихо говори.
Не проснуться. Всё - в ажуре.
В тихих туфлях на резине.
В эмигрантском лёгком сюре.
В русском книжном магазине. |
|
| 1996 |
* “Согласие” - название магазина.
|
|
|
|
| Любовь. |
Княжна, персиянка, чеченка,
Остынет! Сегодня - ты - в профиль
Садись. Услужающий Стенька,
Я завтрак придумал, я - профи:
И кофе с дымящейся пенкой.
И к кофе чудесные гренки... |
|
| 1996 |
|
|
|
| *** |
Не желаю тебе зла -
Лишь добра, земеля.
Проще будь - и все дела.
С нами в ногу, смело!
Не из книг - из естества,
Не играю роль, -
Я заветные слова
Знаю. Мой пароль.
В тех словах - уменье жить,
Свой кураж, задор:
“Константация”, “ложить”,
“Кофэ”, “колидор”...
Так - запомни наперёд -
Просто мне по нраву.
Я - глас божий, я - народ.
Я имею право. |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Начало стиха”) |
| Огорчение философией. |
Ты напишешь достаточно много распрекрасных и длинных стихов.
Нагрешишь целый воз и тележку, - слава Богу, не смертных - грехов.
И - кувырк! Перед тем наболтав чепухи о бессмертье души.
- Что ж тогда?
Ничего, ты пиши. Не спеши, время есть. Ты - пиши. |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”) |
| Последний сон |
Я вас нае..., ная..., наё...
Я никогда здесь не бывал.
Я никогда здесь не бу-бу,
Я никогда здесь не ду-ду.
Здесь зуб на зуб... Спина во льду.
Ну что, кликушество моё –
Давай, серчай, качай права...
Кивать не надо на судьбу –
Отозвалось. Накликал что-то:
«Мой стих – подземная охота...».
Я вам – неправду...
Не хочу.
Здесь холодно.
К врачу. Я болен.
Здесь никого.
Меня – тем боле.
Как луч Рентгена в тёмном поле –
Мой крик.
Я не кричу – шепчу:
«Проснуться бы – одна забота.
Мне ведь ещё не много лет!
Ведь – сон.. Не может быть. Нет-нет.
Я – честно, я забыл билет!.».
Вот, кажется, сквозь веки что-то...
|
|
| 1996 |
|
|
(Из серии”Имя”) |
| Имя. |
Буйное время третьей косьбы,
Клоуна, пьяни, косого Косьмы:
Чертополох, да репей, да тимьян -
Божья трава. Тут твой выбор, Демьян.
Тут твой выход, Демьян.
Пробуй, ищи ли, свищи... По старинке -
Сам выбирай, вспоминай. Без картинки.
Тут ты - один. (А запомнил: вдвоём?
Это ведь - времени сколь!) Окоём
Застит глаза. А ведь помнится: где-то...
Только - не тут. Тут уж - песенка спета.
Может - когда-то (Недавно ли? Скоро?) -
За окоём, ойкумену, заборы -
Звуком, зигзицею, именем, словом, -
К тёмному смыслу, не к мысли, - за зовом.
Так, - от Земли на полметра, в наклоне.
И уже - в тёмные выси, со склона;
Вниз - там водою колышутся космы;
Вверх - где чернеет лишь гулкое “Космо”...
Кто я - второй, непонятный Косьма?
Тот же? (Порой - непохожий весьма?)
Может - проснись! - выходящий на бис
Не Одиссей, а какой-то - Улисс?
(Может, на сцену идущий - вдвоём?)
Что же мне в имени, что мне - в моём?
Вот оно - “Космо” - некий изъян.
Космо-полит. Космо-Демьян.
Где половина - доля моя?
Впору сдуреть, убедиться, пощу...
Что - когда мнится, не спится - ищу?
Сыт, сукин сын же, а часто и - пьян.
Вспомнишь то - тёмное. Вспомнишь, Демьян! |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”) |
| Третья метаморфоза. |
“Ни земли, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.”
(И. Бродский, “Стансы”)
|
Всё было даже очень просто,
Когда известно было: впредь
Без права выбора погоста.
Уехать - значит умереть...
Летя, немножко умирая,
Ремнём покрепче привяжись.
Надежда есть, что там - вторая
Сестра - непрожитая жизнь,
Где по-английски - даже дети.
Что там, на том, на Новом Свете...
И, после... Некуда? Ну да -
И Бог с ним. И тогда -
Последняя метаморфоза, третья:
В живое слово, в книжный лист -
За год. За месяц. День. За вечер, -
В ту часть, где “зло - плохой стилист”,
В часть речи, - “Вообще. Часть речи”.
Когда наступит время “Ч”
И прекратится дней теченье,
И прекратится счёт ночей,
И слов забудется значенье,
Чтобы далёкий мглистый град
(Конечно - он, вотще стараться)
Встал тёмным всадником у врат
Всех венецийских сублимаций.
Копыто медного коня -
Тяжелый ритм катастрофы
Бьёт. Резонируя, звеня,
В галоп тяжёлый - строки, строфы...
Скорее! Поздно - строфантин!
Срок вышел. Всё теперь серьёзно.
“Скрипи, перо! Переводи...”
Нет, строфантин не надо, - поздно.
Шприц неиспользованный. Мгла.
Осколки ампулы, стекла.
И шпиля низкого игла -
Как смерть крепка -
Под сердце острым
Вошла. И свет - издалека.
И металлически река
Блестит как боль. Виски в тисках.
И снизу, с острова: “Пока!” -
Вслед машут сёстры... |
|
| 1996 |
|
|
(из серии “Открытия”) |
| Первый снег утром. |
Ближе, уютнее кажутся, ниже
Крыши. Голубчик, пожалуйста, тише!
Тише, ведёте себя как дикарь.
Это тебе ведь, тебе, очумелому,
Блину горелому, оторопелому,
Остолбенелому - белым по белому,
Белым по чёрному пишут: “Декабрь!” |
|
| 1996 |
|
|
|
| Гомер. |
Лагарп - Александру І: “Александр Македонский (...) опустошил Азию и совершил столько ужасов единственно из желания подражать героям Гомера, подобно тому, как Юлий Цезарь из подражания этому самому Александру...”
(Н.Я. Эйдельман “Грань веков”,
выписка из кн. Шильдера “Александр I”.)
|
“Врёт складно, будто ветеран, а сам, кажись,
Не может заточить ножа тупого.
Не нюхал пороху, как мы, не знает жизнь
И опыта - ни грамма у слепого.
Всегда - на ощупь; посох, поиски тропы.
Всегда бормочет без толку, без цели...”
Узнал? Мерцают в тайной темноте грибы -
Галлюцинации разросшийся мицелий,
Продукт распада, излученья, превращенья -
До сути, жути, до конца; из светлячка
Летящего, изящного в движеньи -
До кокона, яйца. До червячка
Потом - чернильного... На жизнь быть обречённым
В размерах, рифмах, падежах, родах
И - снова, после смерти - быть рождённым
Во всех семи возможных городах...
Нежней чем у других, чувствительнее шкура.
Всё, даже сон, - во сне. Не зря, не видя лиц.
Лишь - темень вечная, лишь камера - обскура.
На плёнке слабый свет невидимых частиц,
Сливающихся вот уже в одно
Повествованье... Несерьёзной страсти данник;
Всё то же: тёмный зал и вечное кино -
Своё же. Сам себе - киномеханик.
Там на горе, в своей дыре, в своей норе
Прядение идёт. Мелькают тени
Насильственных и мозговой коре
Опасных, непродуманных видений.
А это было что? Глаза на лоб!
Весь правый борт матросами усеян.
Глядите-ка: слепой, дурак, Циклоп!
Смех гомерический. Победа Одиссея.
Слепой, слепой! Победа над собой.
Судьбой. Пропало ощущенье недостатка.
В коня данайского утробе слеп любой
Десантник - как ребёнок в матке.
Слепой, слепой, веди, мы за тобой!
Очнувшись после Трои, бури, дури,
“Домой!” - хрипит душа, “Домой!” - ревёт прибой.
Где дом? Ты знаешь как - туда! При всяком сюре -
Вслепую, в темноте, не нашим зреньем
(В сознании уже намечен крен,
Но также - курс челна) - “Домой!” Ему слышнее пенье,
Куда слышнее пение сирен. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Велосипедная прогулка. |
Элегия.
|
Под сенью, под летнею тенью,
Высоко шуршащей, древесной,
Вдоль длинной, зелёной, кустистой
Ограды опрятных домов,
Под ритм, навеваемой ленью,
В свет солнца небесный, отвесный,
С отчётливо слышным: “Катись ты!..”
Из местных возникшем шумов,
Качусь, жму педали. Где зуду
Движенья бесцельного край?
Прописан спасённому рай,
Но, вольному, воля мне - всюду.
Крутить до предела и боле -
До судорог в икрах, в ногах
Я волен - с того ли, с сего ли -
Я - волен, с работы уволен.
Я - волен, я, может, доволен.
Я думаю о деньгах... |
|
| 1996 |
|
|
|
| Интерференция. |
Иосиф Александрович, опять?..
Не создавайте акустической помехи.
Мне тут покойно. Отключился от всего.
Взял томик классики хорошей - в кои веки.
Расположился с Пушкиным удобно,
В уютном настроении минорном:
Читай. Сиди. Уже - тебе читают.
И чей-то голос - сам собой, знакомый,
Как дежа-вю и, в общем-то, довольно
Приятный и клекочущий - уныло,
Без обертонов, сильно - в нос, картавит:
“...Вновь я посетил...” |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Открытия”) |
| В предчувствии открытья. |
Я помню творческий подъём
Российских утр. И о событьи
Гадания очередном.
Но красной нитью - об одном,
Всё об одном - о том открытьи!
Порядок был. Пусть было трудно, -
На языке родных осин
Там выражались привселюдно...
О сколько нам открытий чудных
Готовил винный магазин! |
|
| 1996 |
|
|
(Серия “Калужския страдания”) |
| Путешествие в Калугу. |
“Не ходите, дети, в Африку гулять.”
(К. Чуковский)
|
Эх, запью я, что ли, загрущу.
Зверскую бородку запущу.
Снова - вон из замкнутого круга...
Где это? Куда меня?
Калуга!..
Ну и ну. Чего я здесь ищу?
Дом. Пустырь. Дорога где?
Гощу.
Чем в Европах светлых было худо?
Как - из новостроек? Как - отсюда?!
Всё - от книжек, горе от ума:
“Старина. Провинция. Зима...”
Колея в снегу. Ни зги. И - вона -
Гиблые огни микрорайона!
Чур меня! Природе вопреки
Ночью волчьей теплятся ларьки.
Там, в бутылках, - красным, жёлтым, синим -
Светятся загадочно токсины.
Свет на снег, след пара из окошек.
Тени тёмные людей, собак и кошек.
В пальцы дую, нос и уши тру. Несу
Пиво, водку ледяную, колбасу.
Зиму с Богом и Барклаем: так-растак!
(Звук - престранный - уха краем...) Ну, мудак,
Зарекался ведь не ездить! Так всегда...
Ну-ка. Что там? В вышине летит! Сюда?..
Срывно, фистульно - от страха - закричу:
“Что там?! Кто там?!”
- “Не меша-айте-е, я лечу-у!” -
Циолковский с жестяной трубою в ухе
(Он глухой).
“Зачем всем - в космос?!”
- “Я не...”
Глухо.
Всё! Пропал! Где - дверь? Весь - в громком стуке.
Свет. Покой. С браслетом-змейкой руки
Грязный снег очистят хлопотливо,
Водку выложат, и колбасу, и пиво,
И протрут все рюмки терпеливо.
Распущу хвост, туфли навощу.
И приятелей, соседей угощу.
И отлично мы поймём друг друга:
Вот что, значит, я искал в Калуге. |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Калужския страдания”) |
| Звонок в Калугу. |
- “Может к барышням?”
- “Я - пас.”
- “Заболел?”
“Выпить? Не хочу. Ни с кем. На нуле.”
Дверь - на ключ. Набор. Гудок. “Э, привет!”
Как всегда: “Ну, наконец-то!” - в ответ.
Как дела? Как настроенье?
Устала
От безденежья?
Безвременья?
Стала
Иногда срываться?..
Позже - с отчётом?
Лучше - я тебе - весёлое что-то?
Плохо слышно! Чтобы в попе стал... толще?!
Чтобы тоще стал? Чего, чего? Площе?
Не паясничай? Чтоб стих прислал пошлый?
Что смеёшься? Я?! Зачем - “плясал в роще”?
Слышу, слышу: чтоб писал проще...
В трубке - фоном - треск и шум. А обычно
Слышно очень хорошо, всё отлично.
И об этом поболтаем минуту...
Отвлечённый разговор. За валюту. |
|
| 1996 |
|
|
|
| *** |
Оставайся самим собой -
Как шурупчик с обратной резьбой, -
Злой, спокойный, спросонья - любой!,
Нервный, в дуле ломающий пальцы,
В униформе - подъём ли, отбой,
За едою (глухой и слепой),
В заграницах, где вместе с тобой -
Погорельцы всё да постояльцы.
Оставайся самим собой -
Интровертом, левшою, совой,
Балагуром: ведь в вдоску весь свой!,
Васькой Тёркиным с передовой,
Мышкой, фишкой, травой-муравой.
Завизжав. Повредясь головой.
Как въезжает сирены вой
В звуки хачатурянского вальса!...
Но - неважно. Самим собой.
Оставайся - самим собой.
Не сдавайся: самим собой!
Разрывайся - самим собой!
Оставайся самим собой!
Сам с собой. Оставайся. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Текст. |
Раз, два, три, - счёт идёт на четыре...
Стены, тонкие стеночки плача.
Я, раскачиваясь в квартире,
Всё о доле молю и удаче.
И записочкой тычешся в стену;
Все четыре - глухие, нет щели!
Взгляд со дна, из окна ввысь воздену.
Из - бетона до неба - ущелья.
Там нет знака. И текст мой туземный,
Моя жалоба в сторону икс,
В темь, в ночной, параллельный, подземный,
Ритмом, рифмою стиснутый Стикс...
Он несётся вдоль чёрных зеркал,
В отражениях смутных, где смешаны
Воды, Веды, законы, зэка,
Митры житие и Гильгамеша.
Сих отравленных вод глубина,
Растворяющих всё без остатка,
И твоё поглощает - до дна...
Никому не нарушить порядка.
Но мой текст, но мой тик, но мой стих,
Что волнует лишь ртуть в Рива-Роччи,
Что у ворота бьётся сорочки
И синицею бьётся в горсти!..
Но мой текст, мой оброк, мой урок,
Моя доля. И - добрая воля?
На-кось, выкусь! Не в лад и не в срок -
Кони дикие - да с Гуляй-Поля!:
Наобум. Без царя. В голове -
Бесы роем. Монголо-татарщина...
(Терпеливость. Покорность. Завет.
Свой удел. Беспросветная барщина...) -
Всё смешалось, всё в кучу вокруг -
Кони, люди, этруски и тавры,
Топот звероподобных кентавров...
Текст - он дышит, - горяч и упруг.
Он от чресел твоих оживает, -
Тот, что вложен в тебя как рефлекс.
То, чего без тебя - не бывает.
Он - интимное. Он - выжимает!
И - зачатья струёй - остывают
Строчки, строфы... - неведомый Текст. |
|
| 1996 |
|
|
|
| *** |
Пришла Гоморра и Содом:
Солома только - порх!..
Ещё из досочек есть дом.
Ещё уместен торг.
А я - как трое поросят, -
Я песенку свистю.
Пою себе, пляшу вприсяд,
А время-то - тю-тю!
А - сопромат?.. Эх, дурачьё,
Мы что когда решали?
Так, всё оставив - как ничьё,
Бежали, всё смешали:
Кёльн, Львов, Архангельск - ёма-ё!
В трёх странах - как в трёх лицах -
Един: везде найдёшь жильё
И хлеб - пусть всё здесь не моё,
Везде всё - заграница...
Наф-Наф, приют свой сторожи
И ключ держи в руке -
Как гражданин своей души.
Граница - на замке!
Не забывай каким ты был,
Как прав был и не прав,
Как кто-то (ветер, что ли?) выл,
Двух братьев невесёлых рыл,
Хранителя шуршанье крыл...
Ниф-Ниф, Нуф-Нуф, Наф-Наф. |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Имя”) |
| Имя старика. |
Ещё до Крыма и до Рима,
В коляске, люльке - на плаву -
Я слышал слово, помнил имя.
Я понял, как меня зовут.
Что спрашивают у дитяти?
Блудницы - после слова: “Кстати...”?
В суде? Врач “Скорой”? Мент над телом, -
Что требуют? Что - первым делом?!
И - сам, и детям закажи:
Не потерять - ни-ни, ни разу
(Во лжи, над пропастью во ржи,
Всегда - в беспроволочной связи) -
Что получил. Что передашь.
Твоя печать, твоя природа.
И - назубок. Как “Отче наш”:
Своё. Отцово. Имя рода.
И были дети. Дети - были?
(Убыли. Выбыли. Забыли.)
Весёлым был. Такие - кудри!
Потом - седым. Матёрым. Мудрым.
Потом - теперь. Потом - не помню.
Последним духом часть тепла
Удерживаешь, mea omnia* -
Одно названье: “Ни кола...”
И белым пухом, вроде дыма,
Уже затягивает ухо...
Лишь имя связывает, имя -
И сына, и отца, и духа... |
|
| 1996 |
* Omnia mea (лат.) - Всё моё. (“Omnia mea mecum porto” - Всё своё ношу с собой).
|
|
|
|
| *** |
Фанфан – чёрно-белый тюльпан,
Рубашка-апаш нараспашку.
Экранный пропал-или-пан –
Свободы двухмерной замашки:
Всё побоку – лажа, мура –
Свободней, свободней в движеньях!
Немножечко воображенья:
Пора, джентльмены, пора,
В шестёрку туза расстреляв,
Поставить свинцовые точки!
Что – ночки, лихие денёчки,
Что – бунт на борту корабля!
Что сыплется золота с кружев!
Что Киплинга бесятся тигры!
К оружию! Здравствуй, оружие!
Прощайте, заумные игры.
Прощай, канцтовары, слова,
Чернильницы, дести бумаги,
Дурная, зловредная магия,
Ночные корпенья, едва
Заметный румянец, очёчки,
Какая-то заповедь: «Не...».
Бумаги листочек. Одне:
Крючочки, крючочки, крючочки...
|
|
| 1996 |
|
|
|
| *** |
Платону Сильвестрову и
ужасно милой семейке.
|
Давайте, давайте играть в домино.
“Примой” дымить и - звено за звено -
Зверски вколачивать: дедка за репку.
Молодость, молодость! “Белое крепкое”!
Приняв на грудь, забивая “козла”, -
В мат-перемат. Просто так, не со зла.
В выстрелах звонких костяшек, типичном -
Чёрное, белое - коде двоичном
Всё понимать (в ЭВМ - ни бельмеса)...
Эй, домино, чёрно-белая месса!
Столоверченье. Всё - на авось.
Белая водка. Чёрная кость.
Стол во дворе. Лопухи, подорожники...
Это в Европе, в квартире художника,
Вспомнишь, на стенку где клеит давно
Он домино, домино, домино...
Это - такое - в Европу окно.
Чёрным квадратом, что крапленным врежется
В стену, возникнет картина - столешница:
Гул от костяшек (цены - не даром...) -
Звуки небывших азартных ударов!
Давайте, давайте стучать в домино!
Играть, составлять, продавать заодно.
Клеить картины эбеновой масти
И разводить доминошные страсти.
То-то рябят чёрно-белым костяшки!
Брови наморщены. Думаешь тяжко:
Что бы сказать - небанальное - вдруг,
Умное. Вроде: “Платон, ты мне друг.
Сей, друг, разумное, вечное, сей -
Крапом по чёрной поверхности всей.
Как старинно искусство крапления!
Как картинно костяшек крепление!
Как коробушка, эх, не полным ли полна -
Домина”. Хитрый глаз не сморгнёт над стаканом вина:
“Заверну. Не желаете ль бантика?
Тут для избранных только. Семантика”. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Осень концептуализма. |
Осень. Концептуалист гуляет
В семантических полях.
В небо знаками пуляет.
Муза суть ему являет
В лакированных рублях.
В невесёлых поздних стаях
Мысли грустные кричат.
Звук относится, расстаяв.
Только слышно: непечат...
(Или может: напечат...?)
Мысли стаями - на запад.
Мысли стаями - на юг.
Он крадётся тихой сапой.
Дробь - бекасник. Всем каюк.
Осень. Сено. Стаи. Следом -
Ласточка из сеней вон.
Тихим отблеском последним -
Закатившийся Литфонд.
Лишь по хоже-, по ухоже-,
По расхоженным местам -
Концептуалист...
“Похоже...” -
Чутко замер: “Чу! Кто там?”
Там дозорною тропою
(“Тулку” дедову - с плеча) -
Деревенщик. Сам собою -
Косный, рослый как анчар.
Чащей прёт - в пальте на вате, -
Дальше. Разошлись пути.
Полно, всем угодий хватит!
Сиречь: вместе не сойтись.
Концептуалист гуляет.
Тварь живая - по кустам.
Он всё знает. Он виляет -
Как собака - по следам.
Осень. Жизнь собачья. Дао.
Поле - как б/у х/б.
Всё куда-то улетает.
Он котом себя считает:
Знает он всегда, куда он
Сам гуляет по себе. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Поэт. |
Приветливость (гордости паче?)
Казаться он хочет простым.
Но вечером - в профиль застыл.
Не может, не может иначе!
Чего там неймётся, не спится,
Что - справа - слова, как евреи,
Бормочет; зависшею птицей
Витает - в каких эмпиреях?
Что в ритме каком-то чудном,
Каким-то причудливым штилем -
Долбить и долбить об одном
(Когда так и где говорили?)
Забывшись, о долге забыв,
О месте, о времени суток,
Порою - не псом ли - завыв:
Шерсть дыбит, зрачок его - жуток;
Порою - шахсей да вахсей! -
Как плёткою - четырёхстрочной -
До крови, до крови, при всей
Толпе - обезумевший точно!
В чаду алкогольных эксцессов
Перо - остановишь едва.
Порою - по каплям, как прессом -
Выдавливает слова.
В песок всё уходит, в песок,
Часы не успеет - в починку.
Песок всё уходит, песок...
И сверху осталось - песчинки.
Платить скоро будет за всё,
Сощурясь при режущем свете.
Предчувствие гложет, сосёт...
И третий готовится петел.
Сереет. Какая там - “Муза”?
Предутренним приговором -
Шаги. На работу идут - за
Тобой - за растратчиком, вором!
Не спрятаться, не раствориться -
Среди неприятностей, бед:
Пусть - страны, пусть - новые лица,
Тебе - кара. Карма - тебе
(Верёвочке сколько ни виться,
День - новая только отстрочка):
За всё - до конца - расплатиться
Комнатой - одиночкой. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Рыбалка в России. |
Всё комариное отродье -
Под старый куценький пиджак.
И не клюёт. И время, вроде...
И начал задувать свежак.
Куст замотался одичалый.
Округа, как-то вмиг, - сера.
Поскрипывает трос причальный.
Качает ветер клевера.
Какая палехская лёгкость -
Под вечер удочку нести:
Кренится травяная плоскость
И леска лёгкая свистит.
Погодка... (то ли будет в осень)!
Балуй, походка, не беги.
И сами на гору выносят -
Размером больше - сапоги. |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”) |
| Дыхание. |
Пульс ровный, мягкий, сглажены морщины
Лица. Всё тело, что принадлежит мужчине,
Лежит спокойно и отдельно от души.
Дыши пока, родимое, дыши,
Дыши, моё бесчувственное тело,
Дыши, душа с дыханьем отлетела:
Во сне - как мёртвый. Рот полуоткрыт...
Лишь час тому назад - такая прыть!
Такая мощь, самонадеянность такая:
Сопя уютно, всласть, привычке потакая,
Заснуть, чтоб, как всегда, наутро, в час любой -
Проснуться? Да? Естественно? Само собой?
Само? Как думаешь? А может - не само?
Однако тело - да уже твоё ли? - может... Мо...
Забыть всё! Утром ото сна не встать - опоры,
Чтоб встать, не находя. Уже - нигде! “Memento mori”...
Нигде - ни в людях, ни в вещах!.. Ты, кстати,
Один - во сне. Один. Один! Из сна восстать?
Э-э, брате... И кто же тебе это обещал?!
Как Лазаря? А как же, как же - ща!
А как же я? Какие путаные сны:
“Помиловать никак нельзя казнить”.
(Весь смысл смерти - в точке. В точечке простой!
Суть сна - в какой-то коме*, хромосоме, запятой...
В первичном ритме - как бы через запятую -
Дыхания, стиха, размер не мой, я протестую,
Я просто вынужден - лежать, дышать, я пленный,
Дыханьем - ритмом и составом - связанный с Вселенной...)
Сон разума... Исчадия, распад, невнятность, гнусь...
Когда-нибудь проснусь, приду в себя, вернусь
В сознанье, в тело, да, вернусь, куда я денусь!...
О Господи, как там оно?.. Пока дышу, надеюсь? |
|
| 1996 |
* Кома: comma (лат.) - 1) запятая; 2) цезура в стихе.
coma (лат.) - 1) глубокий сон;
2) кома;
3) а также: “лучи света, сияние”, а также: “волосы, грива”, а также: “растения (колосья, листва)” - нередкие гости сна.
|
|
|
|
| Заклинание Слова. |
Я здесь. Я Слово заклинаю.
Кляну. Подкорку проклинаю.
Я чувствую. Я что-то знаю.
Ищу. Я слово заклинаю!
Черты меняются лица.
Да, да, Праматерь Праотца,
К тебе - сумняшеся ничтоже -
Взываю, тереблю, тревожу...
И жду начала... Тёмным валом,
Из вод Бермудского провала,
Из стратосферы, страстной веры,
Уже иной, не нашей, меры,
Где снова “мглою небо кроет”,
Где “вьются бесы рой за роем”,
Где нет ни доброго, ни злого,
Лишь - дух над водами, лишь Слово, -
От звуков уплотнился воздух.
Вверху темнеет. Это - отзвук,
Темнее неба - лаз в лазури.
И - отражённо - глаз в глазури
Воды - воронкой - чёрной, страшной,
Зрачком гигантским, влажным, ажно
До дна - взглянувшим, внутрь бездонья,
Соринкой катерок - спросонья -
Смахнувшим, в напряжённом гуле
Воды, образовашей нуль и
Нули поменьше - вниз, кругами
И - ввысь, до неба, вверх ногами,
Держась - на чём? - на честном слове -
Юла огромная - в основе -
Из ничего, из гула, пыли,
Холодной, водяной, из гили,
Из морока, беды, тумана,
Из дервишей - нулей, обмана
Кривизн, сгущения эфира,
Из уст невероятных: “Вир-ра-а!” -
Вверху ревущих, из - во мраке -
Тайфуна бешеного зрака;
Там, где - ни доброго, ни злого,
Лишь дух над водами, лишь - Слово,
Лишь имя женское*... Не надо!!!
Как отменяются торнадо?! |
|
| 1996 |
* Ураган, несущий женское имя;
|
|
|
|
| *** |
Переселенье, переселенье!
Время людей, умиравших в дороге.
Время чужих обиванья порогов,
Весей чужих городов и селений.
Переселенье, переселенье!
Мысли тяжёлые, лёгкие ноги.
Лёгкие мысли, тяжёлые ноги.
Сон. Разговоры. Еда. Отопленье.
Дёрганый смысл намечается некий
Существованья иного. Мужчины
Снова - с семьи начинают, с общины.
Новый ландшафт. Называются реки
Здесь по другому, земли, народы...
Время сложнее становится, проще...
Ищут - пока безуспешно, на ощупь, -
Бывшие бродские* - новые Броды. |
|
| 1996 |
* “бродские” - в смысле: “чьи”, из какого города.
|
|
|
|
| День ВМФ. |
Всё - первого срока: ботинки - до лоска.
Ты сам себе нравишься - с папироской.
Начало. Ещё не распалась колонна.
Табак. И немножко - одеколона.
И пить со своими. И весело зыркать.
Совсем на затылке уже бескозырка.
«А ну, бля, с дороги! Не надо мне ваших...
Чего там заглохла кассета, не пашет?
Смотри вот, - сигналю. Пока не забыл.
Что, суки, довольны, поставили штемпель?
Я был человеком. Я дед был, я - дембель!
Ножа не боялся, не то что – губы.
Что, бля, уставились, суки, рабы!
Не ждали? Так, стройся, командует Флот!
(Уже: “Сбегай, Коля”, уже не - “оплот”...)
Всё отутюжено. Иконостас.
Я был - человеком. Кто я сейчас?
Сейчас автомат бы - хотя бы рожок!..»
- Ты что, бог с тобою.. Что снова стряслось?
Совсем растерялся: отсюда и - злость.
Работа до пота. Да мало ли - жизнь.
И вечером - до положения риз..
И нету команды. И дальше - не ясно.
Вот только сегодня... Но только – напрасно...
Расхристан. Мелькает сигнальный флажок.
Всё будет неплохо. Всё будет, дружок.
|
|
| 1996 |
|
|
|
| Просмотр теленовостей. |
“... и повеле вся нощи стреляше.”
(О взятии Казани Иваном Грозным,
Т. Гриц. Меткие стрелки.- М.: Детгиз, 1956.)
“Хорошая новость - никакая новость”.
(Поговорка у журналистов.)
|
Душегубство? - С маком дуля.
Вроде спорта: всё бегом.
Ты на том конце, а пуля –
Чмяк! кого-то – на другом.
Эти, те – последний диктор –
ЭТОГО хотели ведь!
А сегодня, вот, поди-ка:
«Остаётся сожалеть...»
Кто заказывал здесь блюдо –
Красно-грязное желе?
Дни и нощи нам отсюда
Кто стреляше повеле?
Город взять? Какой-то Грозный.
Головы вновь полетели.
Это – в смысле переносном.
(Иногда – на самом деле.)
Дома вечером смешные
Смотрим новости. Ребята,
Тут для вас – вовсю – сплошные –
Пушки, танки, автоматы!
Бомб метание – коврами.
Полицейских пистолеты.
Не в кино, не в панораме –
Цель близка. Они - дворами!
Там – с заложниками драма.
Цель – уже в оконной раме.
Нет, уже – в прицельной раме!
Ты ведь ЭТО ждёшь?... Ведь – ЭТО!
|
|
| 1996 |
|
|
|
| Дегустация. |
...Прощайте, тихие герани:
Пропало, стало быть, пиши.
Настырно, долго на экране
Вещает что-то, мельтешит -
Чего-то там - о чьём-то мненье.
Наверно - против. (Или - за.)
Не знаю. (Понял.) (Всё - до фени.) -
Как-то не в фокусе глаза.
Не кантовать: весь вечер - сиднем,
Обросшим бородою Буддой:
Одна беда, дружочек ситный, -
Пуп созерцать осталось, будто
Бы там развёрнуто привычно,
Ко всякому - особо - дню
(“Сегодняшнее? Преотлично.”) -
Знакомое уже меню.
Свихнулся телевизор. Блики -
По перепонкам, в дно глазное!
То ли, о-о - в Устюге Великом...
Всю зиму помнишь - тёплым сном. И -
В приятной полноте и в лени
Толк знавших женщину (и кошку)
И шуры-муры, и колени...
У печки сложены поленья.
Райцентр. Из внешних впечатлений
Вот, разве - низкое окошко,
Крыльцо... Куда ни посмотреть -
Как всё и вправду там убого!
Хотя и славно было ведь,
Хотя и сладко ведь, ей Богу...
Спуск к речке уходил полого.
Да сторож - веник за порогом
Мёрз... Где тут соль?... Обида злая -
На стол - горчица. Что на ужин?
Я всё и так на память знаю
Уже. И список мне не нужен,
Развёрнуты святые свитки
Зря. Пробуй вкусную тоску:
Под эти горькие напитки
Язык проглоченный - улиткой
В своём соку. |
|
| 1996 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”) |
| Молчание ангела |
“Если какой-нибудь ангел захотел бы когда-нибудь порассказать нам кое-что из своей философии, то некоторые положения, я полагаю, звучали бы как 2х2=13”.
(Георг Кристоф Лихтенберг. “Афоризмы”.)
|
Длинно. Убрать первобытное «-ур».*
Что за дурацкое имя «Дуранте»? **
Вот исчезает твёрдое «Дур.» ***
Вот появляется лёгкое «Данте».
Вот появляется первый сонет.
Очарование литературой.
Или тобой, Беатриче? Да нет,
Нет, Беатриче, не надо быть дурой,
Этот летун и борец за права
Люда торгового, за перестройку ****
Средневековья сам жив-то едва –
Неперспективный, неясный, нестойкий,
Жизненных сколько кругов ни прошел
В поисках Вышнего Ерусалима,
Книги – лишь это он знал хорошо.
Вечная память, вечное имя..
....................
Минус полтысячелетия. Снова:
От революции кто? Интервенции.
Реинкарнация-фарс? «Вита нова»?
Кто же – из Франции? Кто из Флоренции?
Два беглеца. Оба в жизни мирской
Круто замешаны. Именно – в драме.
Жены – за штатом. Сладкой тоской
Манией сладкой – служение Даме.
Вот уже в паспорте убран апостроф.*****
Мода: в конце – смердяковское «с».
Край незнакомый. Сумрачный лес.
Вместо морской – всюду снежная простынь.
Стынь. Крупным планом – тёмные тени
Топчутся. Тени оттенок любой
Снег придаёт. В предлагаемой сцене
Сразу же видно, чей – голубой... ******
Опустошение. Клеветники..
Сердце бубухает – ровно пустое!
Но и – французская твёрдость руки.
Чёрные воды Чёрной реки.
Всё бы – символика, смысл, непростое...
Всё бы – святой простоте вопреки.
Это ли (хоть поскорее б!) хотел?
Господи Боже, какая тут стужа!..
Так вот ухлопать – всего-то и дел –
Дамы Прекрасной нелепого мужа..
Станет с него, самозванного Данта –
И эпиграмму... – талантливый, бес!
Имени карма. Карма таланта.
Может быть – сон? Суета секундантов.
Может быть, если б не подлое «-с»..
Всё. Объяснений не надобно. Смерть –
Как прекращение родственной связи. *******
Сборы. Прощай невозможная Азия.
Ветер кругами. Метель. Круговерть.
Пальцами трогает доктор виски.
Или – очков поправляются дужки?
Даль. (Да, фамилия.) Рвёт на куски
Боль. Неудобная – косо – подушка.
Как в микроскоп - на руке волоски.
Недоумение. Тем и близки
Глаз выраженья – Дантеса ли, Пушкина... |
|
| 1996 |
* «ur-» – в немецком, например - вроде приставки «пра-». + само звучание..
** «Дуранте» – официальное полное имя.
*** «duro» (лат.) – быть твёрдым, твердеть.
**** Данте – активный участник внутри- и околофлорентийских партийных распрей, которые привели к интервенции (интернациональной помощи) соседей-французов. Впоследствии – невозвращенец.
***** «д’Антес» - так поначалу.
****** Намёки противоположной партии на странность отношений Дантеса и Геккерена.
******* Ну да, родственники. В тесном своячестве - женаты на родных сёстрах.
|
|
|
|
| В угодьях |
* * *
Ночная лёгкость. Шаг пружинит.
Шуршат листвой сухие шины.
Луна. Там явно – Инь и Янь.
Я пьян. Я пьянь.
Я назюзюкался, хорош.
Моё. Уже не отберёшь.
Всё, что сейчас – неповторимо.
Я не от мира. Не от Рима.
Я вне игры. Не по погоде.
Сезон мой – сон, мой сон проходит
Вне года правильных времён.
Я неоседлостью клеймён.
Ни дел, ни денег, ни присяг.
Расхристан. Шарф забыл в гостях.
Я пьян. На красный свет прошёл.
Мне хорошо.
Ночным угодникам угоден,
Владелец редкий двух угодий,
Двух псевдонимов, двух имён
(«Пьян», да «умён»),
Я знаю: кончилась прямая.
Я всё прекрасно понимаю
Задним умом, наоборот.
Оставим задний ум – вперёд!
Твой, город, свет неугасим, -
Пусть: «Мэнэ. Тэкел. Упарсин.»
Демонстративно жги неон –
Как Рим Нерон!
|
|
| 1996 |
|
|
|
| Impressio*. |
Чёток древ чёрно-белый чертёж:
Мелких гнёзд, тонких веток, – и, всё ж,
Это – книжка-раскраска, работа
Для дитяти, весны, идиота...
Нарушая сей правильный строй,
Прель прошлась акварелью сырой
(Немочь бледных питомцев подснежных –
Это только цветочки) неслышно.
Но всё громче, всё пуще – легко –
До барокко, беды, рококо
(От пастельных банальностей прежних –
Ни следа, но – вульгарность, но – пышность!),
Валом свежим над графикой нежной –
Мельче зелень, свет мельче и тень –
(Поскорей, как бы время не вышло),
Душным запахом, хором сирен,
Не успеть никакому тут Ною –
Зелень мягкая, мягкая тень –
На предместья прёт тёплой волною –
Как мигреневой, головною
Болью; под невозможной луною
Над заборами – грянет сирень!
Грянет – розоввый с белым - кипЕнь!
Груша! Яблоня! Дикая вишня!
|
|
| 1996 |
* Impressio (лат.) - 1) вторжение, нападение, набег; 2) впечатление.
|
|
|
|
| Заначка. |
Всё – из рук!.. (собой само).
Неприглядно. Криво. Косо.
Важно, как-нибудь зимой,
Чтоб автобус – мимо носа.
Чтоб пешком пришлось домой.
Холодрыга. Тьма.
Без спросу –
С треском целлофан летает.
Чтобы – что-то там в замке.
Ключ железный – заедает –
В мелко пляшущей руке.
Чтобы, всё ж, ввалиться в двери,
За порог. Привычный сбой:
В пять секунд, в своей фатере,
Чтоб опять – самим собой.
Но сначала... Я сейчас...
(Это – жизнь ведь, – даже это):
Чтоб минуть удобства, да-с,
Собственного туалета?..
Руки в тёплой мыть воде.
Ставить на плиту кастрюлю.
Скинуть всё с себя – что где.
Куртка брошена на стуле.
Чтоб халат – совсем махровый
(Много стиран, случай прост).
Глянем из окна сурово:
«Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!»
Зашипела батарея:
Очень важно жить в тепле.
Как коньяк? Не правда ль, греет?
Лампы тёплой на столе
Жёлтый круг.
Ночное барство:
Там, в углу, не на свету,
Настроенье, как лекарство –
Разводимо на спирту.
Отводимо за черту.
|
|
| 1996 |
|
|
|
| Станция. |
В ларьке лишь “Шипка”, дело - швах.
Буфет замызганый каширский.
Рань. Лязг. И жизнь в двух словах
Вдогон: “- Товарный?
- Пассажирский.” |
|
| 1997 |
|
|
|
| Новогодний пир. Гонконг* |
”Жить стало легче, жить стало веселее”.
(И.В. Сталин)
|
От магния вспышек последних,
Петард взрывов резких и ломких –
На стенах прочтётся последом:
«Ты взвешен и найден ты лёгким..».
И жизнью мы жили не нашей,
И ритмом не нашим, но он,
Но долг будет завтра погашен.
Быть пусту тебе, Вавилон!
Се – голову склонят цари –
Год Новый (да та же сансара).
Твой пир фейерверком гори –
До срока, зари Валтасара.
Крыть больше действительно нечем:
Оставят достаточно льгот.
Жить будет мучительно легче.
Как минимум – меньше на год.
Не надо толпиться в приёмных,
Не строятся новые планы.
В учебниках – несколько скромных,
Горящих слов, тлеющих, тёмных,
Записанных, переплетённых:
«Помпея», «Гонконг», «Геркуланум»...
Всё, видимо, знал Переплётчик:
Попал кто в какой переплёт
(Возможно, записан там лётчик,
Возможно, готов самолёт),
Кто, чаю попив на жасмине,
В багаж свой – Господь упаси! –
Пакует вульгарную мину,
Мурлыча под нос на фарси.
|
|
| 1997 |
* В 1997 году британский Гонконг был передан Китаю.
|
|
|
|
| Домой. |
Замкнутым кругом пошла голова.
Круглые даты
Олово солнца листает едва.
Что ожидал ты?
Вот и родители снова детьми
Стали - твоими.
Что твоего ещё между людьми?
Прежнее имя?
Аэропорт да буфет, да вокзал -
Вечные блажи.
Ты отмочил. Залучил. Доказал -
Смену пейзажей.
Немы, качаясь, плывут за окном
Те же леса.
С той же дремотой, качанием, сном -
Только ты сам -
Едешь. Автобус - неведомо чей.
Чей и куда.
Плечи попутчиков. Тряска плечей.
(Где и когда?)
Лиц их ве видно. Дрожанье плечей -
Мельче, чем плач.
Птиц трепетанье. Бренчанье ключей.
Сумерки дач.
Плюс - над асфальтом, размытым слегка,
Скошенным взглядом -
Образ летящего двойника,
Сидящего рядом. |
|
| 1997 |
|
|
|
| На дне |
Так было - много лун и солнц тому назад:
Я рыбкой был, я плавал толстолобиком.
Вниз головой я плыл, подняв хвостатый зад;
Как космонавт – со шлангом – водолаз,
Со всех сторон от нехороших глаз
Скрыт в мякоти, носим околоплодным гробиком –
Там, в водах – слизистых и тёплых – тёмных тропиков.
И это было – лун и солнц тому назад.
И сплыло всё. Страшней: всё схлынуло, простыл
И след, - последний, влажный, и послед...
И – вспышка магния! – свет, этот свет постылый!
(Как сон сейчас: тот, тёмный свет, тот – тёмный – инфрасвет).
Утрата невесомости. На дне –
Зачем способность к зависанью в водах?
(Где был один – где не было родней).
Вот новая зависимость: тяжелая потребность в кислороде.
Уже иной обмен веществ на дне,
На этом дне,
на дне рожденья,
родах...
И – выжил ли?..
И был ли я на этом дне?
|
|
| 1997 |
|
|
|
| Совок.* |
Всё дело в совке, в замёрзшем плевке.
Всё дело а разбавленном кислом пивке.
В совке, в безнадёжно промокшем носке,
В местах проживанья, в неважном леске.
В детстве, в для мальчика лучшем куске,
В улыбке со смыслом, в ответном кивке.
Всё дело в протянутой вяло руке.
В подарке, в - неловко, под стол, - коньяке...
В детстве всё дело, в - нырк! - поплавке,
В вечере летнем, уютном зевке...
Всё дело в железнодорожном гудке
(В совке - поутру, в холодке, налегке.)
Всё дело в армейском забритом виске.
В - шаррах! - кулаке и - в поддых! - кулаке.
И в Севере, в насмерть замёрзшей реке, -
В совке и - в доске, и в треске, и в тоске,
И в плавленном, с краю подсохшем сырке.
В гитаре. И в таре. В дымке, в дымке.
В детстве всё дело, в коньке-горбунке,
Да, в детстве сначала, - в детстве в совке:
В причале качаемом, в тёплом деньке.
В утреннем море - внизу, вдалеке, -
В совке ли, в ведёрке ли, в мокром песке...
В ведерке?.. В совке ли из жести?.. В совке. |
|
| 1997 |
* В буквальном значении - та самая лопатка - совок. В переносном - всё, что угодно.
|
|
|
|
| Оттепель. |
Крышам и на этот раз
Не изменит чувство меры:
Ухнуло: тяжёлый пласт -
На подрытый солнцем наст
Отсыревших вафель серых.
Сиро. Ряд фасадов сер.
Кабы всё возьми и - рухни!
Протестующие кухни.
Молодость. СССР.
А сосульки так пресны!
Мозг на солнце соловеет.
Блеск задрипанной весны:
Свет - и снег, и лужу греет.
И уже - за плешью плешь.
(Где бы - трёшку до получки?
Всё профукано допреж.)
Воздух горек. Воздух свеж, -
Как лизнуть дверную ручку. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Эмиграция. |
“Вдруг всё не так? Вдруг всё напрасно?” -
Кляну судьбу, себя стращаю.
Но тот: “Бежать!” - порыв прекрасный,
Мой друг, Отчизне посвящаю! |
|
| 1997 |
|
|
|
| *** |
В фильме, где-то посрединке,
Коридором: квич - квич - квич! -
В кожаных полуботинках
Вдаль торопится Ильич.
К кипяточку - сын крестьянский.
Он с вопросом тут как тут:
Чайник. Говорок рязанский.
Сапожищи: туп. Туп. Туп!
Ленин, сын крестьянский, чайник:
“Квич-квич-квич”, “Туп-туп”, “Бряк-бряк”...
В детстве, тёмном и случайном,
Культпоход в стране печальной.
Холод. Праздник Ноября. |
|
| 1997 |
|
|
(Из серии “Открытия.”) |
| Задумка. |
Из бочки - красавец! - с налипшим укропом,
В двух пальцах - и сочный и кислый! - на пробу.
И тонкое сальце - под крупною солью.
И хлебный катыш - перекатною голью.
И водка - в хрустальной тяжёленькой рюмке... -
Аж слюнки!..
Ну как?
Неплохая задумка. |
|
| 1997 |
Задумалось 17.ІІІ.97
|
|
|
|
| Отрочество. |
“... есть лишь уставшая от ожиданий... пустая перспектива.”
(Кобо Абэ. “Сожжённая карта.”)
|
Там такие на молнии куртки!
Там такие ужасные брюки!
Там краснеют мосластые руки.
Там щелчками швыряют окурки -
В тарабарщин гранитное чтиво,
В эти “задано”, “данность”, “задание”,
Светлячками - о школьное здание!..
Там всё зелено, младо, сопливо...
Там есть улиц пустых перспектива
Устающая от ожидания. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Земляки. |
До терпкости ль крепок чаёк -
Домашний любительский праздник,
Душист ли вечерний паёк?
К сему приложения разные:
Свежайший лимон. Сахарок
Вприкус. В выраженьях пространных
Неспешный, вразбив, говорок.
Газет чёрно-белая паника.
Знакомы так, так иностранны
Приборы: стакан. Подстаканник...
Почтенный российский порок,
Когда-то полезная мания:
Встречаться (“Не через порог!”),
Читать, домышлять между строк:
Евреи.
Львовяне.
Германия. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Мерилин. |
В шестидесятых, думали - бессрочных,
Синеет задник, облака из ваты.
Мерлин Монро - из поросят молочных:
Всё слишком сочно, всё аляповато.
Ты на экране. На плакате. Возле.
Ты в розовом открытом “кадиллаке”.
Ты с армией. Ты президентский “Happy birthday”.
Всё чересчур - нет ничего на после -
На пляжах солнца, на капотах лака!..
Попробуй перекись и будет - пико-белло*.
Она, изгиб не трогая брови,
Над головою - в нимб, над бедным телом -
Как в негативе чёрное отбелит.
И не возьмёт помаду на крови. |
|
| 1997 |
* Отлично, в лучшем виде.
|
|
|
|
| 2005-й. |
Распрямило-то как, развернуло горбатого:
Ты спроворил, мастак, до две тысячи пятого
Стать счастливым. Но немочь ищет братьев сама:
Шаришь плоскую мелочь из кармана в карман...
Смотрит - малость с приветом - сквозь подачку, гроши,
Твои пальцы отпетый активист анаши.
Братство по непогоде: кто - простыл, кто - продрог.
Кто мечтал о свободе, кто - об стенку горох.
Он - всем прочим помеха, ты - зачем-то - с повинной:
Четверть лёгкая века..., ломкая половина...
Не бросай его, Бог, брата братьев худых!
Взлёт с иглы - будто вдох за ударом поддых;
Весь “приход” и полёт - в целофанном конверте
(Оный год он падёт героиновой смертью).
Что - монета, другая, ей кому тут помочь?
Ночка, ну, дорогая: “Ночь, пожалуйста, ночь!..”
Снова жалобу пишешь - сам себе адресат.
Всё - неплохо, ты слышишь? Пусть как есть - пятьдесят
И не кончить письма. Черновик твой засален.
Повесть или роман? Строчки перед глазами...
Лучше - кратко, как смерть, как рассказ про распятого;
Надо только успеть до две тысячи пятого!
Ты был жертвой? Излишне, исааково семя.
Даже жертвы не вышло.
Твоё время не вышло.
Есть всему своё время.
Помнишь: рвался из жил, не тужил, жил в массиве?..
Так пойди ж, попляши, - вот и виза и ксива!
Так поди ж, разбери, что желал ты другим:
Всем - удачи? Гран-при? Пожеланьям благим -
Не пойдёшь на попятный? - твоим сбыться, учти!,
В год две тысячи пятый, год сбыванья мечты.
Пусть всем сёстрам по серьгам, белка вот и свисток:
Бокс. Любимая серия. Секс. Ракета “Восток”.
Рай. Заря коммунизма. Супостату каюк.
И - немного туризма: вот бросок наш на юг.
Сапоги, мой румяный, развесёл и мордат,
Омывай в океане, неизвестный солдат,
С хитрецою в глазу: “Ну, теперя - лады! ”
Эк - коробит кирзу от солёной воды...
И весь мир осиян! Никакой моногамии.
Пахнет - чуть - океан сапогами. Ногами.
Пир добра и ума. Отливаются слёзки.
Непременно - роман!.. Уже сделаны сноски. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Передышка. |
“Передышка? Отбой? Передышка!”
То сгущаясь до букв, то редея, -
Мысль благая, желанье, идея, -
Очевидная, явная - слишком -
Из ленивой энергии марта,
Электричества в дальней гряде
Облаков, над заплатами карты,
Над страной непонятною, где
Предаются, вздыхая, евреи
Обсуждению вечных непрух,
Таиландские жены стареют
В таиландских усохших старух, -
От религии, от атеизма,
От проклятья “чужая ментальность”,
От Державы, от Патриотизма,
От понятия “национальность”
(Гений - Гёте, а гены - лишь Гейне),
Над ракеты скупающим шейхом,
Над незыблемым, зыблемым Рейхом
И над зыблемым Рейном, рейнвейном, -
От двухмерности жизни жестокой,
Над реальным, над истиной плоской,
Обнагленьем крикливых подростков,
Над надменным явленьем Востока!..
Немец честный отводит глаза
И остатки терпенья теряет.
Наконец все друг другу грозят
И никто ни в кого не стреляет.
Кроет грузчиков саженных: “Поцы!” -
На чём свет пожилой одессит...
Сыроватое кёльнское солнце
Русским “хлебушко” ситным висит. |
|
| 1997 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”.) |
| Deja vu. |
Раз пошла такая пьянка!..
Два: да только проглядели.
Три: послали, кого только
Лишь за смертью посылать...
Началось со звона в ухе.
С тишины в ушах - в квадрате.
Глухотою - под фланелью
Пьяных дальних голосов,
Странным кратким наважденьем -
Так вот, на обыкновенной кухне...
Авраамов вырожденец
С опрокинутым лицом,
Здесь я, Господи! Что делать?
В кухне под кувшиннорылья
Рёв, мне вспомнилось... застыл я...
Господи, окаменел я!..
Здесь - с ножом и огурцом. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Вместо прогулки |
Прозелитка Вертинского, полно:
Осень. Холодно, скоро зима.
Б-р-р... Последние тёплые волны
Из кофейни. Подумай сама,
Так ли требуют строго прогулки
Эти улицы, лавок внутри
Чудеса, небеса, переулки?
Постоим, поболтаем. Смотри:
Чуда требуя, пива и брашна,
На молитве - полтысячи лет,
Ввысь возносятся башенки, башни, -
Вавилона рассеянный бред.
И, осанною в вышних, - ответ -
Самолётиком горним, игрушкой,
Пропадающим ни за полушку
В вышине - за оставленный след,
Что своё непонятное гнёт,
Как забава в руках первоклашки,
Тонким белым водим карандашиком,
Вкось прогулку - и перечеркнёт...
Здесь имеет значение всё -
Звуки, знаки, знамения многие, -
Всё тебе весть благую несёт.
Звон, нить в небе, разметку дороги
Наметал тебе белым стежком,
Наболтал тебе Кёльн колокольный
На прозрачное ушко свекольное -
Сквозь игольное шпиля ушко.
Облака разбивая над городом,
В полусфере - прозрачнейшим льдом,
Всеми призмами, сахаром колотым,
Серебром - небольшие - и золотом,
Главный колокол - молотом: “Дом-м!..”
И, взахлёб, как бы в споре с собором,
Боем рюмок, старинных оков
Звяком, цоком весёлых подков -
По соседним пошло перебором
Кирхам - мрачным, пустым и печальным,
Кирхам - лёгким, игривым, венчальным:
Сорок сроков, сорок, сороков!..
Воздух лёгкий и лёгкий мороз.
Жухлых листьев хрустящие вафли,
Кои чем-то тебе не потрафили.
Гимназистка румяная, брось
Упоительно хрупать ту снедь,
Что серьёзный Осенний Кондитер
Изогнул в род готических литер:
Не ступай, не кощунствуй, не сметь!
Двуязычница, нам ли пристало
В Каббалу эту лезть. И потом -
Расшифровка опасна. Спроста ли
Слово “дом” здесь собором нам стало?
А собор, дело ясное, - “DOM”. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Отрешённость |
Отрешённость
Слабо быть понятым неверно?
Воображению дать волю.
Спуститься Дантом в низ, в инферно,
Где слово «стыд», – а ну, слабо ли?
Лишь слово молвлю, не велите
Казнить. На полном на серьёзе:
Над чем так тужится Мыслитель
Родена в неудобной позе?
Зачем такое напряженье –
Так мучился и так сидел! –
Встань, миг грядет освобожденья
И отрешённости от дел.
Расслабь же желваки под кожей,
Пускай числа заботам несть.
Ни любопытный, ни прохожий
Тебя не может видеть здесь,
Где не притворство, не личина
(Постой, мгновенье, погоди) –
Улыбка Будды без причины,
И все кручины позади..:
Лицо Матёрого Мужчины,
Когда Он Писает Один.
|
|
| 1997 |
|
|
|
| Разговор с Наташей. |
Шторы раздёрни чуток, посмотри:
Что, не накрылась соседняя лавочка?
В вечном бедламе базарной зари -
Крылышки, ножки, приправы, булавочки!..
Ваша взяла: сон священной субботы
Сим победиши, горластые турки.
Рёв мотоциклов. Шустрые, юркие -
Мать твою - новые русские урки.
Хоть хорошо ещё - не на работу...
Как в “Белой гвардии” мы, говоришь?
Макулатура всё. Литература.
Ясной Елены прочтённый Париж
Занят проблемами мультикультуры,
Национал-нарциссизма и проч. -
Призраки бродят по прежней Европе.
Кончилась тёплая сонная ночь:
Ветер. Песок. Караванные тропы.
Очень удобны, сомнения нет,
Яркие, лёгкие, модные ранцы.
Вот и купила б. На старости лет
Можно поехать - хотя бы во Францию.
Как закрутило-то лихо сюжет:
Купол раскрыт, но запутались стропы.
И ни о чём не заботься уже:
Здесь и Харбин твой и Константинополь...
Да, положения нету глупей.
Остров Елены. Былые заслуги.
Может таблетку? Водичкой запей.
Ляг на бочок.И приснится Калуга. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Кентавр. |
Отведать мерку злого зелья -
Веселья ради, а не хмеля.
Плечами передёрнуть: “Уф-ф! ”
И, ноздри широко раздув,
Занюхать коркою ржаного.
Подначить девок, всласть заржать...
Живи легко, гуляй, душа!
И не желай себе иного, -
Того, срамного, вороного:
Там забываются, визжат!
Там - не разлей, не разорви.
Там - взгляда дикость. Там в крови -
Ток тёмно-красного, дурного;
Там - муха ли, под хвост вожжа, -
Развейся, пропади всё прахом! -
Наскучив мощным мерным махом, -
Отмашкой плётки семихвостной
Себя и круп огреть со злости -
Так просто всё - рубай-коли! -
Как хруп овсом в сухой лохани,
Как пар тяжёлого дыханья, -
Через кусты ломи-вали! -
Как вкусный конский запах пота.
Как дивная копыт работа.
Как комья тёмные земли... |
|
| 1997 |
|
|
|
| *** |
“Азазелло просил не беспокоиться, уверял, что он видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей...”
(М. Булгаков. “Мастер и Маргарита”.)
|
Была хохотушкой, был рот до ушей -
Смотрите: пришили завязочки! -
Простушкой, пастушкой полезных вещей:
Слонят, чайных цыбиков, вазочек.
Такой и снималась на дагерротип:
Болтушка и врушка в веснушках.
Кино там крутили, хоть, как ни крути -
А Парка сидит у катушки...
Не рано ли маску снимают с лица -
У мочек подрезами кожи
И тянут, и шьют, и - “Во имя Отца!..” -
Где раньше духами “Быть может”...,
Где мягко, губами - шепча, щекоча -
Не этим, железным и острым! -
До нежных мурашек: что дел до врача,
Когда так приятно и просто...
Когда так приятно и тянет ко сну:
Отход к нему близок, недолог.
Кто встал над душой? Скальпель мутно блеснул.
Как было-то там: “Косметолог”? |
|
| 1997 |
|
|
(Из серии “Метаморфозы”.) |
| Исчезновение. |
Ты, ещё помня родное, редкое
Название этого сгустка,
На языке не твоих - но опустим - предков,
Наречьи каком-то (“русском”?),
Зачем-то на нём, не вовремя, будешь
Упорно - про что-то важное! -
Пытаться кого-то - во времени будущем,
Затем - и без времени спрашивать...
Чем? Если в горле - хрипучие сопли.
Клавиатура? Зачем же без клавиш?
Она ещё будет верной и тёплой,
Когда ты её оставишь,
Она ещё будет домашней, планета.
Планидой ещё. Вот - Австралия...
Не отстранённая, рядом. Но, где-то -
Вкось немного. Темнее. Астральнее.
Себя представляя заведомо сущим
(Раз “я”, значит - прежнее, влажное),
В страхе каком-то приятно-сосущем
Пребывая: приятно, страшно -
Уже и не знаешь, как билось, храпя,
Что-то, сколько-то там минут.
Забываешь совсем, как зовут тебя.
Зовут ли тебя?
Зовут?
|
|
| 1997 |
|
|
|
| *** |
Я буду пить тайную воду
На кухне во мраке мышином.
От фары беспутной машины
С мест сдвинутся стены - завода
На время лишь хватит, чтоб всплыло,
Что снилось: и кухня, и стены,
И светом гонимые тени
Окна, заоконных растений,
А сдвинуться не было силы;
Темнели - враждебно-смуглы -
Над зыбкой кроватью сиделки,
Свет с улицы полз по побелке,
Угрозой кренились углы.
Удушья предвестники злого...
Проснись! Положись на природу!
На кухне я буду пить снова
Холодную тёмную воду.
Дурным, нехорошим повтором -
Свет дальний и звуки мотора...
Три ра... через левое... сплюнь:
Застряли тяжелые шторы.
Я в кухне. Не страшно. Я сплю. |
|
| 1997 |
|
|
|
| Дао: путевые заметки. |
Воспой смесь гнева и нытья,
Богиня, о, - и сук с пилою…
Лад иноземного житья
Утешил ли тебя, дитя?
Лепечешь что, дитя былое?
С чего - рассеянным, глухим,
Немым, зажатым до упора,
Рассеяным как семена, как споры -
Читать? На память чтить стихи?
А было: прямо от борща -
В сложенье сил и зодиаков!
Не понял, не запомнил знаков,
Лишь только: “Ныне отпуща…”
Любимчик бабушкин, ты - цел!
Вперёд: остались ножки, рожки.
Затем... (здесь замысел и цель
Забылись, стёрлись понемножку) -
Леском чужого разговора,
Сухого говора песком,
Под звуки лающие своры,
Под русской пьянки переборы,
К друзьям последнего разбора,
Зализывая языком
Родным невидимые ранки…
“Назад - в до этого - сейчас же!
За что весь бред, за что мне чаша?
Тот, кто смешал, рассыпал гранки,
На, вырви дерзкий мой язык!
В иной, членораздельной речи -
И молвить нечем - стопор, бзик:
Мычать юродивым на вече,
Влачить без слов - ловя на слух -
Печали многия и знанья.
Язык мой, враг мой, нем и глух,
Вкушаю вкусный хлеб изгнанья
В чужом раю, в своем углу -
Голь перекатная, не боле:
“…ему на запад”, - на закат!
Семантик перекати-поле,
Голь перекатная, ну как:
“Посол”? “Носитель языка”?
“Осёл”? “Апостол поневоле”?
Смотрите, друг мой бородатый,
И в гороскопе, как назло:
“Быть отпущения козлом.”
Все даты сходятся, все даты…
Ещё две тыщи лет назад,
Ослов Погонщик, кто на свете
Сплошной - для Сына - детский сад
Развёл: чтоб можно быть как дети
(Никто и ни за что в ответе?)!
Но на меня, на род мой малый
Грехи чужие возложи.
Чуть вздрагиваешь, слыша: “Жи…”
Нет, нет, спокойно: это - “жизнь”.
“А сало…” - Да не ем я сала!
Оставьте, ладно, не сейчас:
Бесед привычные лекала
Уносят гости… В добрый час -
Читать под лампой вполнакала.
Подкорку кутает кора
Словами тёплыми, густыми.
Всё то же в наших палестинах.
Что наша жизнь в чужих осинах,
Что жизнь?! - в бирюльки букв игра:
Твоё отечество. Твой край.
Пора твоя. Твой рай пустынный. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Волк. |
Ай да пиво, шашлычок!
Мне того… Я - недалече…
Вот и слёзки - так ничё -
Отливаются овечьи. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Зима в Кёльне. |
Притоптыванья, хныканья, нытья
Не надобно, к чему они, дитя;
Заказывай: солдатиков? Корсаров?
Вот, выбирай, но выбрать будет сложно,
Сегодня вечером, увидишь, всё возможно…
Ты видишь свет рождественских базаров,
Ларьков их пряничных с солдатиками, где,
Весь в сладкой, липкой вате-бороде
(Пусть зверь бежит - сидит себе ловец)
Сам Николаус - сонный продавец
Игрушечной посуды. Осторожно,
Не повреди её, гляди под ноги! То-то.
Над головой - в ларёк посудный - кто-то
Слоновьим хоботом монетку передал.
Оконным льдом засахарен миндаль.
Снег. Зимний вкус цианистых пирожных.
И холод утренний. И тишь ларьков порожних. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Конец сезона. |
“…уж если чувствовать сиротство, то лучше в тех местах, чей вид волнует…”
(И. Бродский. “С видом на море”. Из кн. “Конец прекрасной эпохи.”)
|
Ливнем прибиты холмы, междухолмья, гербарий разгульной долины,
Заросли вермута - выцветшей, пыльной, сушайшей полыни,
Ломкие стебли, стерня, желтоватых колючек верблюжьи рыжинки,
Стоики стойкие - ржавые россыпи мелких цветов на пружинках.
Пахнет - в озоне с грозою и йоде настоянной густо -
Мокрой травой, кипарисовой хвоей, морскою капустой,
Сонным шашлычным лотком, разжигаемой щепкой и стружкой,
Крепким дешёвым вином, привезённой бывалой железною кружкой
(В коей слышны - опрокинь лишь до дна и услышишь! -
дыханье своё и морской непогоды),
Прочной, рассчитанной где-то на многия лета, на долгие годы.
Пахнет дождём после долгой жары, пахнет душем над душною бухтой,
Пахнут - прохладным и свежим - цветные, базарные, алчные фрукты.
В сети дождя попадают все виды из окон, селенье, мол, мокрое море
В коже гусиной, курсиве припадочной пены. Раскрытые поры
Пляжного дышат песка. Истончаются сети:
Были ль те неводы, сплыли ли, сгинули - нетути - в нети.
Ливень стихает, прогульщики вышли, в киоске торгуют стихами.
Время твоё истекает - то, что происходит и проистекает.
Что-то с пространством творится, с размерами и глазомером,
С фокусом зрения, ориентиром, античным размером,
Преобразованным в ритм синусоид неверных, сбившихся с волн, обнаружив
Стирку белья - Афродиты наверное - пены, пелен её, кружев:
Пачкают шумные, нервные, злые, несносно сопящие прачки
В зелени мутной, шуршащей, шипящей балетные пачки…
Столько волнения - сам заведёшься: немножко
Косит гекзаметр честный, растянутый русской гармошкой
(Будто бы пёс на луну!). Успокоимся. Кончилось лето.
Время твоё истекает: был отпуск - и нету.
Гору заплечную тащит, тяжёлую, мокрую ношу -
К морю! - одышливый, вроде вулкана - Волошин.
Что же: недолго прищуриться. В небо прицелиться метко.
Лету каюк. И не слышно, как булькнет монетка. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Обеденный перерыв. |
Никому. Секрет сиесты:
От чумы ларьков, запарки
Окон, раскалённой жести… -
Воскресение в предместье,
На задворках лесопарка.
Над овражком, на подстилке,
В закутке, забытом Богом,
Отдохни. Вздохни. Остынь-ка
В благолепии убогом.
Просто: выдалась крапива.
Прост и скромен чистотел.
Вот - теперь. Неторопливо
Доставай бутылку пива…
Тихий ангел пролетел. |
|
| 1998 |
|
|
|
| В жанре развода. (На два голоса) |
1.
Я Вам неверная жена,
А Вы мне бывший муж.
Итак, закончена война.
Кому достался куш?
Во всём, и в том, что перед сном
Советуют врачи,
Есть новизна. Об остальном
Давайте помолчим.
Полгода прятки да бега:
Враньё, невинный тон…
Хранительница очага
(Была, была, пардон)
Не то чтоб очень Вам нужна, -
Постольку и поскольку.
Не то чтоб искренне нежна…
Ну да теперь что толку.
По ком нам плакать. Вот те раз! -
“Пусть побеждённый плачет.”
Виньетки. Титры общих фраз.
Показ - наездом - влажных глаз
(Нам плохо, не иначе?)
А впрочем, слово “нам” для нас… -
Пусть ничего не значит.
2.
Разрыв. Разрезан пополам.
Проснуться. Не могло присниться.
Но по неметенным углам -
Что пороху в пороховницах -
Пыль. Старые газеты. Хлам.
Тишь, гладь. Ночь - как в окне больницы.
Ужо воздастся по делам!
Рога лелей и клык точи.
Кто выю тянет вверх и воет?
Люминисцентной головою
Кто запрокинулся в ночи?
Заверены и скреплены
Разводы, браки и зачатья
Нотариальною печатью
Ущербной, треснувшей луны.
Припадок! Месть! Я - месть. Скорее!
(Я увлекательно старею.)
Не научусь, не поумнею
И ничего я не пойму…
Лишь - выживу. Я, чтоб я помер,
Ещё живу! Я - сольный номер.
На грудь ещё сто грамм приму!
Совсем не плохо одному.
Я в силах. Всё - путём. Неплохо.
Себе позволить и посметь
Я всё могу. Начнём с подлога:
Я тоже буду - чья-то смерть!..
Кто смерть приимет за меня?
Последнюю рубашку гладит?
Пей. Неча зеркалу пенять.
Жену отдали, милый, дяде…
(Он знает: он мой персонаж.
Ему позволено напиться.
Уже - не мой. Уже - не наш.
Чуть бледный - как цареубийца.)
Я рядом. Как и ты - боюсь.
Честь требует - и всё такое -
Хемингуэем а ля рюсс
Отведать порцию покоя.
Хлебни чего-нибудь покрепче.
Где будешь? Лучше - там, в углу.
И не дрожи. Ну что ты шепчешь?
И на пластинку ставь иглу.
Закон обратной перспективы
(Не отвлекайся, не бубни):
Приклад. Цевьё - курок ретивый.
И пальцы белые ступни.
Не на миру - но смерть красна,
Как пойло красное в стакане…
“Полёт шмеля”. Полёт жакана.
Астрономически: весна.
Конец. Не надо - в суть вещей.
Но лишь - за красной нитью боли…
И пуговица - ни пришей,
Ни пристегни - чего же боле.
Он Вас любил. (Там, по сюжету,
И выбора-то не осталось.)
Нет, очень жёсткие манжеты.
Вот, пуговица разболталась…
Убил? Ужом, рождённым ползать
По строчкам, тихо отползай.
Ток отключи. Закрой глаза,
И от стишков бывает польза…
Ну вот и всё. Не надо света.
Плывёт ночная сигарета.
На кухню - шлёп-пошлёп - босой:
Жри плоть седьмой коровы тучной,
Пей, брат. И закуси научно
Немецкой скучной колбасой.
Пей, брат. Не думай: что потом.
Ты брав ещё и не дурак ты.
И пуговицы все пришьём.
Всё переме… Всё будет как-то.
Облуплена стена с ружьём,
Не выстрелившим в третьем акте…
Осел и покосился дом. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Видение истока. |
Экое брюшко. Макушка с пролысиной.
Прямо из ванной - в мохнатое сари.
Гостья под душем - браво-брависсимо -
Всё-то гусарим!
Всё-то в лото, - по-научному, крестики,
Всё по системе.
Всё-то в тычинки играешь и пестики…
Помнишь, волос была тьма, была темень? -
Стало просвечивать темя.
Всё за невиданным денежным кушем.
Всё-то пизанские хреновы башни.
(Эх, помирать, так хоть с музыкой! Страшно.
Но и не скучно.)
…Только лишь в сдвоенном зеркале, только -
Искоса, через плечо
(Где-то под ложечкой встали иголки!
И - ни прической, ни стрижкой - что толку!.. -
Кожей обратной шагреневой, в колких,
Кротких волосиках: значит - недолго? -
Первым звонком, бледной, малою толикой,
Ходом попятным - в замедленном ролике -
К лону (но в детстве помедлим слегка) -
В суть ярлыка: “Грудничок”.
В сон грудника.
Эмбрионову дольку.
Слизь. Цитоплазмы росток.
Квантов блошиный скачок -
Перепад:
Шариков-роликов
Сдвоенный мутный волчок.
В метку!
Распад!
Пузырение ноликов.
Жизни исток!..) -
Родничок. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Река |
Помнишь, был сенцами встречен,
Сложной выставкой корыт
(Был - ага - не только вечной
Стол клеёнкою накрыт..),
Скрипом крашеных полов,
Их босым прикосновеньем,
Деревянного строенья
Тихим воздухом углов..
Неизбывных комаров
“Си” занудного роенья...
В сон вплетающейся, в сон
Из фрагментов и осколков,
В сов его шуршащих сонм:
Вечер. Вой далёких псов.
Час собаки. Ночь. Час волка..
...Никогда (ещё бы малость...)
Не зевалось так до слёз.
Не лежалось, не валялось.
И так сладко не спалось.
Заволакивать за бором
Принялось. Но в тёплых жилках -
Туч кисель. Но под забором -
Черви-козыри! - наживка.
Выползай из-под перин,
Тюкай умывальник древний.
Куртку, удочки бери:
Утро. Новый день в деревне.
Ведь совсем тому недолго -
Всё б как дурь, как марь, отверг:
Плёс. Лесок в России волглой
После дождичка в четверг...
Это всё – за твой язык,
Длинный телефонный провод.
За «привычку свыше», бзик.
За железный новый довод.
Эта глушь, тьмутаракань -
За невылет на Майорку.
Недовыпитый стакан,
Недонюханная корка, -
Потому что... Погоди!
Повело, похоже, донку..
(Тихо, плохо перепонкам.
Непривычно. Ты один).
Блеском не прельстись блесны -
Здесь пребудь честным и честным -
Ни дождем июльским пресным,
Духом сумрачным лесным,
Ни глухим - как на духу! -
Всплеском: блин, сорвался! - Жерех!
(Кто орудует вверху,
В облаках? Да – этот, - Рерих).
Зачерпни последней горстью
Дым рыбацкого костра.
Рай, четверг! - просторно, просто.
И дуга во имя Ра!..
Но, пока часы в кармане,
Не теряй живую нить:
Заводями не сманить,
Понизовьями в тумане,
Пеплами прощальных красок
Над тишайшею водой, -
Рябью рыб печальных плясок,
Ни оконною слюдой
Изб окраины смиренной..
Под удилища смычком,
Под темнеющей Вселенной -
Ни душистейшим «бычком»
В сумерках ленивых тленным...
Не смотри, не слушай, прочь!
Не польстись - себе дороже.
Даже если это: ночь,
Устюжна,
река Ворожа.
|
|
| 1998 |
|
|
|
| Бобыль. |
Всё. Квартиру прибрал.
Чистота и порядок.
Зря вчера перебрал
(Но тарелочки - кряду.
И готовы к параду.)
Из любых, всё равно -
И из нежных - оков:
Прочь! Проветрен давно
Тёплый запах духов.
Так свободу свою
И поставил на кон!
В поле воин? - воюй:
Постирушкой балкон
Парусит на ветру.
Дрянь шуршит по двору.
…………………………................
Всё темней поутру.
…………………………................
Дождь бубнит по ведру…
Чисто стопку протру.
Я ведь знаю закон. |
|
| 1998 |
|
|
|
| Ныне отпущаеши. |
Я вырвусь. Я выдернусь – как заусенец –
Из координатной треноги
Тревоги. Не важно: а был ли младенец.
Ждать - как Симеон в синагоге?.
Прошу отпустить мне грехи – полкило:
Затмения все. Ум за разум.
(Бывает. Дай бог, чтоб и дальше везло.)
Прошу опустить… Но не сразу.
Прошу отпустить тормоза, командир.
Поехала крыша – ту-ту-ушки! –
По Питерской вдоль. Чёткий ориентир.
Звенит малохольчик под дужкой.
Прошу отпустить мой народ на луга.
На травку, на мак, на поправку.
Пусть жили б, как левая хочет нога.
Прошу из диспансера справку.
В бородку, что сам я себе отпустил,
Вплести разноцветные нити
Прошу – и оставить её так расти.
Не велено? Жаль. Извините.
Прошу отпустить за грудиной тиски
Тоски, когда детские снимки
Свои достаю: не поправить носки.
Детсад. Обезьяньи ужимки.
Прошу отпустить мою руку, мадам.
Куда на ладони прямая
Ведёт, не гадайте, не надо, не дам.
Прошу… Да я сам понимаю.
|
|
| 1998 |
|
|
|
| Край. |
“Хорошо в краю родном…”
(Фольклор)
|
По усам, по подбородку,
На ветру, всему назло:
От отечественной водки -
И погоду развезло.
Да, в питейной партитуре
Лишь сумбур, но на пари…
Под закуску… Нет, в натуре,
Ну куда еще курить!
Сон простора. Пожни сивы.
Пятна стылых водоёмов.
Жалко, право: сжаты нивы
Горизонтом, окоёмом.
И до пьяных слёз, до боли,
Смех сквозь трезвый - благодать:
Грустно. Пусто. Чисто поле.
Далеко тебя видать… |
|
| 1998 |
|
|
|
| У художницы |
Ирине Сильвестровой
|
Скорей ре-минор, чем c-dur:
Мир, где “домино” – род одежды.
Костяшки? Кто против. Но – сомкнуты вежды:
Но, как в полусне: всё тесней, на листе белоснежном,
Но, шаткою башней над профилем нежным –
Кошмар парикмахера (но: се ля тур) –
Смешением способов, стилей, культур,
Но странной, смурной, небывалой, конечно,
Прическою: бред… вавилон… помпадур! –
Мазня – безыдейная, пустопорожняя,
Тревожная, вычурная, невозможная,
Какая-то сложная бабская дурь..
Эпитетов верных пустеет казна:
Причудливость, ритм, убедительность сна.
Мелькает цветной парадиз непонятный –
То стаей ветвистой, то древом пернатым.
То сядут, не в склад и не в лад, дураки
Под тусклой луною, в сторонке укромной.
Но – страшным, неясным, угрозою тёмной,
Влюблённою парой жирафов огромных –
Над ними сплетаются их колпаки..
То деву босую сон в поле настиг:
Как месяц над нею, острейше заточен,
Восходит и мертвенным блеском блестит
Над теплой, над душной куинджевской ночью..
Как грудь воздымается – видишь воочью…
И взгляд, заметавшись, забегав, загнав
Себя в уголок, сыщет спелые груши.
Картинка понятна – как вид из окна:
По-женски уютна: отведай, покушай.
И то ведь – не вечно же зелено-молодо –
Не мелочь: нажито изрядно добро.
Здесь в рамках на стенах молчание-золото.
И гостю по венчик, как водится, нолито.
Он что-то несёт об оптическом голоде.
Он честен. Но слово его – серебро.
|
|
| 1998 |
|
|
|
| Новогодняя простуда |
“…До прожилок, до детских припухших желёз.”
(О. Мандельштам.)
|
Там, где на крепких прищепках – до хруста –
белья задубели холстинки,
Там, где скрипит деревянное слово “ворота”,
Там, где родители ставят пластинку –
Семьдесят два оборота,
Там начинается всё новогоднее действо –
и детство:
Ёлки мохнатые; пахнут их связки тугие.
Снег. Покупатели с трёшками. Лица благие…
Там майонез (“Вы за кем?”) в гастрономе дают по
соседству!.
Сентиментальность твоя, ностальгия,
другие
Отменно негодные средства
Будут смешны, когда тысячелетья
Спишут со счёта всю сумму.
Скоро - очнись! - на дворе уже третье.
Ты и не думал?
Робкий мой пингвин, столь же дородное,
Сколь инородное – тело,
Грянет, вот-вот, Новый год! Начинаем с нуля!
Немцы с балконов палят.
Это - природное.
Любят они это дело.
Пусть им в копеечку – в небо салюты,
Чем тебе плохо, трепло:
Диккенс прочитан, открыты приюты.
Всё – новогодне, тепло и уютно
(Как-то - с ознобцем - тепло…)
Из марципана (а помнишь – картонные?) –
Свинки, сердечки ли, гномики,
Тяжеловатые домики…
Только жужжанье в ушах монотонное.
Что: голова?
Отопленье?
Откуда?
Тихою сапой: колени…
Ноги бетонные.
Температура. Простуда.
Пухнут шары: тот, особенно – синий,
Но не хватает росточка
Сну. Храповая трясётся ангина,
ангинит трясина.
Взвизгнет адаптера жало осиное –
И, заедая, в Нью-Йорк приезжает кузина…
Дремлет зверье под грибочком…
Там,
у пылающего апельсина,
Свернись клубочком.
|
|
| 1998 |
|
|
|
| *** |
Я тебя, суку, - уйди! - ненавижу,
Не доводи до греха! -
Крашенную на ура, полурыжую,
Тощую, злющую, чем-то обиженную
(Чем?!), безоглядную, нежно-бесстыжую
(Помнишь: наощупь?) Как я униженно…
(Нет! - За пределом стиха!).
Как я тебя ненавижу сейчас, -
Словом единым не лгу!
Всё, надоело. Рубить - так с плеча.
Может, чего я не так сгоряча…
Я без тебя не могу. |
|
| 1999 |
|
|
(Из серии “Дым отечества”.) |
| Мой Кёльн. |
Всего-то: две пары да я, безлошадный.
Поели, попили - закончен пролог.
Подружки, оставленные беспощадно,
Пусть толстый листают себе каталог.
И сядем мы плотно на кухне втроём.
Заначке хозяин своею рукою
Закрутку свернёт. И нам дело какое
Кто завтра…, кому… “Куй железо…” - Куём.
И на обстоятельства дела плюём.
И песнями нежными душу врачуем.
Я - дома, я братьев по разуму чую!
И спорим, и сладкую водочку пьём.
И всё философствуем. Снова поём.
И в доброе старое время кочуем.
И гневно его недостатки бичуем…
“О, Русская земле!”
Дым.
Дым - окоём...
Давайте-ка я у вас переночую. |
|
| 1999 |
|
|
|
| *** |
Что с Крымом? Что скифы? Покой ещё снится?
И мы в Коктебеле когда-то бывали.
И будем (Наверное. Может. Едва ли.).
В руках трепыхалась удача синицей:
Когда же - скорее! - в бреду эпилога
Сквозной синеватый увидеть проём?!
Цикады во времени скором своём
Стрекочут секунды - будильники Бога.
Всё аглицким блохам подковки куём?
Воздухоплавательный подъём.
Палимой полынью и пылью - дорога…
Жара. Голова полыхает. Лишь тога
Простынная выручит - римский заём…
Но зною слепящему не до подлога,
Ни морю блеснувшему - помнишь? - в Крыму.
Блистающему лишь тебе одному.
И иже с тобою - для всех, - для кого-то.
Разбег - уже с криком! Мгновенное фото:
Блаженство нырка и - всех денег дороже -
В раю под водою как лыбятся рожи…
Когда это было?
Почём?
Почему?
Другая земля. Лет двенадцать тому. |
|
| 1999 |
|
|
|
| Город. |
Это - средние века:
Строго. Без альтернативы.
Лёгок, косоват слегка
Стиль обратной перспективы,
Простотой невзрачной губит
Соль невинного обмана:
В небольшом прозрачном кубе
Театрального романа
Из напёрстков - только смолот -
Кофе пьют в двенадцать клерки.
Твой стеклянный старый город
В музыкальной табакерке
Выверен по старым меркам:
С долгим боем, подзаводом,
С тусклым платиновым верхом -
Серебристым небосводом.
Лихо звякает пружина.
Дверь открылась на “сезам”.
Тихо вальс звенит машина.
Разбегаются глаза.
Тихо, не тревожа пыли,
Мимо залов ротозеи
В тапках войлочных поплыли
И служители музея, -
По паркетинам вощёным -
За библиотечной книгой,
Вдоль по улочке, мощённой
Старой стоптанной булыгой, -
Да по кнайпам, вдоль границы
(Здесь вот - рюмку и - хорош),
За которою клубится -
Что - уже не разберешь.
Сам плывешь - и пароходик.
Всё качается слегка.
Воздух маятником ходит.
Неподвижная река -
Гравировкою хрустальной.
Человечек? Это - ты.
И - внимательно, нейтрально -
Сам же смотришь с высоты. |
|
| 1999 |
|
|
|
| Молящийся |
Твой Бог состоит из букв. Звуков и знаков сплава.
Блаженного взрыва глухого меж верхней и нижней губой.
Невыразимой всуе Слова слепящей славы.
Бездны, глотающей глыбы. Бешеной силы слепой.
Твой прок состоит из рая. Утерянного Израиля.
Нездешнего Ерусалима, обещанного никем.
Там родина наша вторая - нигде, на заветном файле -
Купиною неопалимой, тяжёлой водою в реке.
Твой Босх состоит из ада: шипящих, дурашливых гадов.
Кренящихся ориентиров - чаш страшных, скрипящих весов.
Наивного неба-детсада, из верб вертограда, из сада.
Да воющих ветров эфира - досады ручного Руссо.
Твой слог означает: “Logos!”, “Бог”. Голос звучит твой глухо.
В ладонях, составленных плугом,
В щели меж пальцев больших:
“Во имя Отца и Сына, во имя Святаго Духа…”
(Ужели и – “Матери, Дщери”?
И, может – “Во имя Души?.).
Твой Бог состоит из слога, зеркального краткому вздоху.
Что, в ужас пришедши, бездумно ты называешь своим,
Со всхлипом ты мечешь, со смехом, – то собиралось по крохам.
Но - поздно. Относится эхом. И множится: “Элохим!..”
Сквозь Троицы координаты – трёхмерный, трёхликий, понятный –
(Все эти тихие трансы, раденья, запекшийся рот –
Зачем? Песнопения наши – порывисто, дико, невнятно?) –
Он слышит Моленье о Чаше, но только – наоборот.
В собраниях сводчатых, гулких, в закраинах, круглые сутки
К прямому эфиру готовых, с печальной акустикой мест,
Свечой освещаемый скудной, ты, в здравии полном, рассудке,
Всерьёз, как суфлёр из будки, шепчешь наверх – Его Текст.
Сеть слов – но не для человеков; ловец не людей – бери выше!,
Что ты плетёшь там с надеждой, мукою на лице?..
А он ничего не слышит.
А он берёт выше. Всё выше!
На очень высокой ноте.
Вот-вот перейдёт в фальцет.
|
|
| 1999 |
|
|
|
| Докладная записка. (Концептуализм и замкнутые круги) |
“В одном случае из ста тот или иной вопрос обсуждается потому, что он действительно тёмен; в остальных девяноста девяти он становится тёмен потому, что усиленно обсуждается.”
(Э. По.)
|
Часть I.
1. Круг чтения.
Литература - вся концептуализм.
К универсалиям1 уходит она от реалий.
Всё далее уходит она, всё быстрее (да так, что в последнее время знаменитый принцип неопределённости2 микромира может быть отнесён и к этому явлению - псевдомира).
Она то хихикает над всем, что находится за пределами листа, тихонько в кулачок.
То делает вид, что в этом листе сокрыта, таится сокровенно истина о жизни - т.е. претендует на права всезнайки-смерти.
То, будто бы в святом неведении, тяготеет, будто бы, к самой жизни, простой и сермяжной.
Да что же это такое - эта “литература”, эта наша вторая реальность?
Реальность? Полноте, по Сеньке ли шапка. В ней, в литературе, может таиться (если таится) лишь только зачаток того описания вещей, их концепции, концепта, которого мы взыскуем. Отнюдь не сам объект. Что нам вещи, что нам реалии? Мы ведь даже не знаем, правильно ли мы их видим, слышим, правильно ли понимаем.
Хотя понимаем, как хотим - т.е. правильно.
И пусть “вещи в себе” существуют независимо от понятий о них. Пусть себе. Хотя чёрт его знает, может и зависимо.
“Нет!” - кричит концептуалист страшным голосом.
“Нет!” - гонясь за литератором с бритвою Оккама3 в руке. Как сумашедший с бритвою в руке. Как судьба.
С чего же начиналось всё это - осознание литературой себя - реалией, участницей жизни? С кого?
А вот он, Абеляр4 - главнейший, опаснейший развратитель умов, не дающий покоя мёртвому Гессе. Вконец всё запутавший. Началось с него - вконец всё запутавшего. Отделившего общие понятия о предметах - универсалии - от самих предметов. Концепты от объектов. Литературу от описываемого ею. (Почему ещё - не собственную систематику от реального положения вещей?)
В результате этого деления, этой корректировки Божьего промысла, отнятия у Него Слова и зародилась отдельная реальность, новая жизнь. Слово, литература, концепты - зажили своей собственной жизнью, отделённые и самостоятельные. Да и сам Абеляр из живого человека стал понятием. Не умер - как должно. Живёт. Существует в виде слова, символа. Остался жить как концепт, избежав общей участи. Он знал, он всё знал. И не надо нам про Элоизу. (Элоизина попка!.. Было, всё было… Забыть. Оставить в виде книги). Ему ли не справиться с этим?
Ему, умнице, книжнику, монаху на седьмом десятке, властителю дум; ему, парящему в ореоле прижизненных персональных проклятий двух (!) Соборов Святой Церкви?!
И пошло, и пошло - Гессе, Борхес, Умберто Эко…
Семантика, семиотика, поэтика5…
О чём это они?
Что это - жизнь? Литература!
Круг чтения. Замкнутый круг.
Может, и хорошо, что замкнутый. “Не тронь моих кругов!..”
С чего же всё-таки всё начиналось? С умницы Аристотеля?
Нет, пожалуй6.
Утро мира было прекрасно, величаво и безыскусно, как сама природа. Но нас же интересуют явления вторичные, умышленные? Вот, казалось бы, гордость Европы - классицизм. Живые страсти выше пояса. Любовь, ревность, месть, поединки… Единство места, времени и действия. Единство места, времени и действия. Единство места, времени и действия. Стоп, стоп - дурной сон. Единство места, времени и действия. Как выбраться из единства места, времени и действия? Всё вязнет в единстве места, времени и действия, в этой чёрной дыре. Хотя “чёрная дыра” - тоже понятие. Всё вязнет в этих понятиях. Кто тот Орфей, который смеет оглянуться? Кто попробует понять и объяснить: зачем нам этот замкнутый круг, эта лента Мёбиуса, этот знак. Что он означает?
Не надо тыкать пальцами в Бродского. Ему и так досталось, подопытному. Не надо тыкать.
Сначала на этом свете его заразили “нормальным” классицизмом7. Потом, на новом свете, ему взрезал сердце американский житель.
(“И угль, пылающий огнем…8”). И всё же…
Оставим его, он и сам всё знает.
Он и вправду хороший стилист.
Что досталось ему до всех премий?
Что ему осталось?
Два классических чуда9: звёздное небо над ним и императив хорошего стиля - в нём, внутри. Вот это - главное. Главное - нереальные, непознанные, предполагаемые звёзды над нами. И реальные, существующие (!) императивные понятия - внутри нас.
И кто это нам обещал, что они должны соответствовать т.н. “природе вещей”10? Природе вещей пусть соответствует музыка.
Надо только не выходить из замкнутого круга.
Где бы, на какой земле ты его ни начертил.
Как бы ни ухало, ни выло, ни хохотало снаружи.
Не выходить из замкнутого круга.
До третьих петухов, до бледного коня.
Мы остаёмся здесь.
2. Семейный круг.
А концептуалисты - дети.
Играют себе в специально отведённых для этого местах - сложившимися понятиями, концептами - хорошо отполированными игрушками. Такими, которые живут своей особой жизнью, отдельной от вещей.
Любимая забава, кубики.
Балуются, смешные такие11.
Поэты, писатели - взрослые. Тяжело, рисково, упорно на авось работающие.
“Писать, брат, трудно.”12
Долбят и долбят огромное, монолитное, страшного чёрного металла ядро реальности. Глухо, не добиться ничего. Яростно царапают перьями поверхность. Царапины мелкие эти тут же и затягиваются, затягиваются плёнкой, как в опытах с алюминием. На этом месте у кого появится ржавчина, ржавый след, изгадивший сам объект исследования. У кого-то - получится, покроется с годами благородной патиной. Не позволяющей, правда, ясно рассмотреть объект, но самой уже являющейся гордостью коллекционера.
И первое (ржавчина), и второе (патина) - всё это - песочницы для игр концептуалистов, их семантические детские площадки.
Ну и славно. Пусть себе щебечут свои считалочки, пусть пишут на заборах своё невинное “Кака”, пусть их. Пусть не знают, куда плывёт, качаясь, лодочка. Незачем им, рано. Потом. Не надо пока об этом. Им об этом - нельзя.
Ещё не перегнулись они за ограждение.
Ещё не замерло сердце их над глубинами.
Ещё не глянули туда, не почувствовали глазами, всей кожей внимательный взгляд Моби Дика. Ещё не опрокинулось дикое, валящееся небо.
Ничего. Всё хорошо, ребята. Мы вам потом объясним.
3. Ненаписанный стих.
Какой был дивный плач!
Как рычал, как рыдал молодой ещё Вознесенский о двух ненаписанных поэмах! Молодой ишо, молодой. Вот и рыдал.
А мне, грех сказать, - в такие годы. Что же мне делать с моим ненаписанным стихом. Кому мы нужны, кому он нужен, кроме меня. Да ещё и ненаписанный. Всё сразу. Скажешь кому, о чём жалеешь, - засмеют.
Податься, что ли, в концептуалисты - сам всех засмею. Глядишь, полегчает.
Возьмёшь, примером, сложившееся суждение, привычную мысль, обваляешь его в муке, или ещё в чём и - жарь во всю ивановскую, пеки концептуальные пироги. Частная жизнь. Даёшь бисер!
Но только поздно, наверное. Концептов этих - не раз, два - и обчёлся, да и знать их всех надо. И ещё - много чего. Как говорил великий В.И.Л.: “Концептуалистом можно стать только тогда…”
Мне никогда не стать концептуалистом.
Или женщиной, например. Сколько ни расти.
Моя область, мои заповедные места - там, где знать много не надо. Вернее, надо, но - не поможет. Моя тайна. Тайная сфера моих полётов - во сне и наяву. Сфера Вернадского. Сфера - ноосфера. Заполненная не одними домами и дымами, не одними отходами. Но и доходами. Но и - мыслями, идеями. Результатом развития последнего зверя - человека. Мыслями и идеями.
Мастер точных наук и тайных знаний, Вернадский, успокоил, окутал всех тёплой сферой, улыбнулся, в ней растворяясь. Сфера сомкнулась, круг замкнулся.
Охранный ли это круг или род петли? А, может, если петлю незаметно сужать, можно поймать, как силком, ненаписанную мысль? Предложение. Даже стих? (Тот самый?) Главное - самому не попасть, вовремя выскочить. Эка! “Уж лучше посох да сума!”13 Хотя последние два предмета, пожалуй, и без того - носить мне - не переносить.
Всё, всё в ней остаётся, в этой сфере: Библия (“Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог”; Гегель (“Абсолютная идея”); материалисты (“Абсолютная материя”); концептуалисты (“Вещи, материя - отдельно; концепты, идея вещи - отдельно”). Идея. Название вещи. Слово. (“Оно вначале было у Бога”) - Библия.
Всё, круг замкнулся. Сфера завершилась. Развитие проходит не по спирали, а - по замкнутому кругу.
Развитие - замкнутый круг. Род петли. Развитие - род петли. Эдакий репортаж с петлёй на шее. С Анной на шее. С изящным колье. С воротничком. И подворотничком. С галстуком на шее. Символом на шее. Концепты - на шее.
“Галстук, молодой человек, обязателен”.
К чёрту галстук! К чёрту символы! И воротничок! И подворотничок! И орден!
- А штаны, - слабо?
- А штаны? Штаны…Штаны - слабо. Слабо, слабо.
Но в стихах…
Там - всё. Там - без штанов. Там ты у себя. Дома.
Там, если очень прижмёт, можно тоненько подвыть мёртвому Крученых: “Мизюнь!” Или заверещать, как живой Пригов. Или лечь на пол и сучить ногами. И рыдать.
Правда, когда вернёшься - к ним, надо объяснить это всё. По-научному, по-честному, концептуально.14 Составить докладную записку. Так, мол, и так. Или ещё как. Но это потом. А пока - стихи навзрыд! Стих на меня нашёл! Привет тебе, свободная стихия! Вот оно! Вот оно. Оно-то вот, да если бы…
Никто меня не нашёл. Ничто на меня не нашло.
Где мой ненаписанный стих? О чем я плачу?
Нам чужого не надо. Но и своего не отдадим.
Замкнутый круг, род кольца.
Род кольца. Начала нет и нет конца.
А у докладной записки есть.
И он неизбежен.
Вот он.
Кончаю.
Но - нет покоя. Покой нам только снится.
Такое чувство, что что-то происходит, что-то начинается. Что-то произойдет. Результат зачатия? Как это объясняют ученые люди? Или не надо ничего объяснять. Кроме сферы Вернадского, есть их ещё великое множество.
Надо только настроиться в резонанс.
Что-то там было о музыке сфер15.
В одной из них… Надо только - в резонанс…
Да… В одной из них - он.
Мой ненаписанный стих.
Часть II.
1. Возвращение ветра.
“Идёт ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своём, и возвращается ветер на круги своя”.
Откуда это так дует, так пронизывающе сквозит?
От слов. Космический ветер, занёсший тебя сюда, в это уютное, тёплое светлое, единственно возможное место, унёсся смерчем дальше. Но он возвратится, возвратится, ты это знаешь. Тогда....
Что будет тогда? Как это произойдёт? Где - защита?
Холодок в животе. Беспокойное ожидание.
Успокойте меня, кто-нибудь, сейчас, утешьте!
Успокоить, утешить, не совершать ничего, ничего. Не двигаться, никакого подвига, движения. Только слова. Тихие, спокойные.
Скажи мне доброе слово. Добрый человек.
Словом успокаивается библейский ветер, превращается в тёплый сквозняк.
Становится тише. Легче на душе.
Приятно, любо.
Защитная оболочка, тёплая, тонкая, прочная стенка - слова.
Сядь уютно напротив, подмигни грустно, скажи, мне, успокой. Язык, речь - дом16. В нём живём мы - понимающие друг друга.
Защитный круг языка, оберег.
Каким метеоритом всколыхнулся впервые первобытный Океан, где тот центр, от которого кругами стали расходиться волны - наречия - речь?
Интерференция речевых волн, расширяющаяся Вселенная слов, цепная реакция. Интерференция языков; взаимопроникновение, взаимовлияние, исчезновение....
Говорят: исчезло племя, народность, нация.
Неправда, эти люди живы, их предки не были убиты, живо потомство, генофонд. Тот же цвет волос, разрез глаз, темперамент.
Но - исчезло племя.
Люди - живы. Бытие прекратилось.
Язык - умер. Попал не в фазу со временем. В результате Великой Интерференции - раздроблен, растворён в результирующей волне, прекратил существование. Народ прекратился, цивилизация ушла в песок. Порвалась связь времён.
История цивилизации - история языка.
История мысли.
Мысль формирует образ первого Слова - и его владельца.
Опять - круг замкнулся, опять.
Но интерференция... У неё свои возможности.
Их использовал человек. Создатель, творец, коллективный демиург. Житель своего - концептуального - мира. “Мы наш, мы новый мир построим!” “Нарушается принцип “ex nihilo nihil”, из ничего создаётся микрокосм, стройный микрокосм концептов. Это и есть то, что дозволено Юпитеру, что доступно только демиургу, - право создателя.
Извечен, незыблем закон сохранения массы и энергии. Его нарушает образователь и носитель собственного мира - из ничего.
Не фунт изюму - быть носителем языка, нелегко человеку, ответственно.
А тут ещё путаются под ногами его беспокойные дети - концептуалисты; дразнилки друг вперёд друга выкрикивают.
Ничего, подрастут - время своё возьмёт.
Пока же пусть всему удивляются, всякую игрушку потрошат, проказничают. Роль удивления в стремлении к познанию настолько велика, что мелкие шалости - и простить можно.17
Им ведь не понятно: “А зачем?”
Непонятно, неясно, темновато. Дети боятся сумерек. Хотя для взрослых вечерком - самый роздых.
Как говорил дедушка Гегель? “Сова Минервы начинает свой полёт с наступлением сумерек”.
Надо только научиться различать два момента в непонятном: ещё не понятое и - не доступное пониманию.
Не то будешь вечно - как концептуалист - с открытым ртом ходить. А это утомляет.
И всё-таки, всё-таки, почему всё, чем занимаются концептуалисты, все их попытки разомкнуть знаковое пространство, создать - свой новый мир заканчиваются подобно построению квадратуры круга?
Всё теми же разработками внутри прежней, очерченной, ограниченной зоны.
Построения - всё более сложные, всё более мелкие, бисерные, а результат - тот же, что и у древнего художника, рисующего антилопу.
Да, да - и даже буквально: стоит взглянуть на все их умышленно примитивные картины.
Весь авангард рисует всё ту же антилопу!
Но и это неплохо. Всё-таки существуют заповедные места, законы сохранения - замкнутый, неразрушимый круг свойств вещей и концептов. Зачем это расщеплять, использовать в искусстве средства повышенной радиоактивности? Зачем переступать порог, пробивать бреши, ломать границы? Тот, кто переступал порог, возвращался потом назад (если возвращался) минимум - с отрезанным ухом. Спасите ваши уши!
Ясно, что учение концептуалистов всесильно потому, что оно верно. Разве кто спорит?
Правда, если уж честно: до сих. пор было верно. От сих - до сих. Осмысление человеком себя в окружающем мире оказывалось возможным, лишь если окружающее это.удавалось свести к категориям, доступным человеческому восприятию. (А если не удавалось?)
Ну а насчёт объективной реальности, данной нам в наших ощущениях, это уж творец “Синей тетради” - загнул. Это скорей - про интимные органы. Не то. Нет, нет. Мы ведь догадываемся, знаем про - другое. Многое такое, что и не снилось нашим мудрецам. Недоступное. Неисповедимое.
Лукоморье. Зыбучие пески...
И только поэзия - с очаровательной беспечностью - залетает в запретные зоны, поверх барьеров.
Почему так мил, так повторяем про себя “Кузнечик” Хлебникова? Автор кто: сумасшедший бедолага или Поэт - без всяких оговорок?
Местами - и то, и - другое.
Пробуйте стихи на вкус!
Пишущий, долгое время пытавшийся расшифровать некие тёмные места у Мандельштама, как-то наткнулся на строчки, которые кое-что объясняют:
“Значенье - суета, и слово - только шум,
Когда фонетика - служанка серафима.”
Да, да... Но это для тех - кому шестикрылый являлся.
Так что вернёмся-ка лучше к нашему доброму, верному концептуализму.
Означает ли это, что концептуалисту возможно играть только на своём поле - на семантическом? Увы.
А неужто ещё какие - замкнутые невидимые - поля существуют?
Увы и увы...
Клиника? Летающие тарелки, “мракобесие”?
Сколько очарованных странников пытались выбраться дальше, чем за три моря! А оказывается - всего-то - вокруг света ходили.
Послушаем лучше, что умные люди говорят. (Как писали в благородные времена: “западные идеологи саморазоблачаются”.)
Тот же, кибернетики покойный папаша Винер, утверждал, что замкнутый круг нашей фантазии не годится в соперники действительности. К сожалению. Просто противоречие между безграничным разнообразием мира и ограниченностью, конечностью мозга как материальной системы — не в нашу пользу.
И уж на что фантазёр был Эйнштейн в верёвочных подтяжках, по какому только древу мыслями не лазил, а и тот угомонился. Человеческое, мол, сознание “может проникнуть лишь в отдельные проявления организующей силы”, существующие во Вселенной.18
Подглядывать опасно: надвигающееся, бесконечное, ужасное Великолепие.
Концептам дальше делать нечего. Полная пустота.
Такое зазеркалье, что ни одной Алисе не снилось.
Так что уж давайте, того, потихоньку, не выступая, не переступая наш магический, одними лишь словами очерченный круг. Пока есть понятия - понятно. Дальше - жуть. Воющие ветры эфира.
Там, где ни Слова, ни Бога, ни понятия никакого нет, - я туда не ездец.
Хорошенько замкните пространство - дует.
Расскажите, как “Маша ела кашу”, чтобы мне не было так страшно и темно...
2. Лёгкий сквозняк.
Думать одно, говорить другое, подразумевать третье, делать четвёртое; объяснять свой поступок как хотелось бы; быть понятым другими с точностью до наоборот...
Сколько душевной энергии тратится на каждый чих! И в результате? “Мысль изречённая есть ложь”. Стоило ли огород городить?
Но вот (всё-таки, всё-таки) что-то делается; делается - именно так, а не иначе.
Действие! Единственное, в чём можно быть до конца уверенным.
Будет ли оно доделано, какая цель - сейчас не важно, потом. Совершается конкретное, его можно пощупать.
А ну-ка, вот... пощупали. Ещё пощупаем. Всё. Дальше - опять - думать, говорить, подразумевать, объяснять...
Круг замкнулся.
Трудно разобраться...
Что привело к конкретному, какие импульсы, когда они возникли, зачем? Как концептуальная энергия превращается в кинетическую? И наоборот: почему не всегда можно всё сформулировать, выразить; или можно, но как-то странно.
И странное это, порой, - странно, но - нравится.
Ни слова в простоте:
“И зацветет миндаль; и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс.”
О Крыме это, о весне? О Коктебеле?
Нет - о смерти. Экклезиаст.
Что означают наши слова? Какие мысли их вызвали? Какие инстинкты стояли за ними? Какой жизненный опыт откорректировал эти инстинкты? Какое всё это имеет отношение к искусству концептуализма?
На последний вопрос ответ один: самое прямое.
С другими вопросами - посложнее. И поосторожнее. Даже простое изучение их, даже попытки этого изучения, даже слабые сведения об этих попытках, оказывается, влияют на рассматриваемый объект. Сказываются.
Не без последствий методика.
Концептуализм в изящных искусствах - оттуда - от попыток разобраться, разобрать игрушку, развинтить, чего не привинчивал. Порождение мысли о мыслях.
Турусы на колёсах...
Попробуем перечислить основные из таких попыток. Это будет скучно.
Вот Декарт. Тот самый, который изобрёл систему координат и захлопнул нас в трех измерениях.
Мало того, ещё и изнутри запер: впервые высказал идею замкнутого круга рефлекса.
Фрейд. Тот: ещё один замочек - щёлк!
Оказывается, кругов этих много и расположены они, как круги ада, чистилища и рая, - один над другим.
Фрейд - как Александр Македонский - разрубил этот гордиев узелок; взял - и разделил их на две большие группы. Первая - условные рефлексы. Наиболее сложные. Это - влияние социума, область коры, “супер-Эго”, концепты, наконец. Глубже лежат безусловные рефлексы, базовые инстинкты, подкорка, “Оно”. Древний, сидящий глубоко, неподавленный зверь.
Кто вы по гороскопу?
От борьбы “Оно” и “супер-Эго”, “Оно ”и сверх-Я“, их взаимовлияния и сожительства и формируется конкретная личность, индивидуум.19
“Оно” добивается своего брутальными, порой мерзкими средствами. Самые мягкие из них - эмоциональная окраска концептов.
Ну да Бог с ними со всеми, разберутся. Кто у нас следующий?
Анфан террибль этой странной братии, верный ученик Фрейда Юнг. Он же с Фрейдом и разругался, а своими новыми работами начал, прямо-таки, плевать ему в бороду. Юнга, видите ли, занимает вопрос коллективного бессознательного, архетипов. Архетипы (проще говоря - наиболее общие схемы человеческого поведения и мышления) находят своё выражение в символических образах, обнаруживаются в мифах, религиях, фольклоре, художественном творчестве, сновидениях, неврозах и пр. Поведение людей, по Юнгу, зависит уже не так от суммы творческой и инстинктивной деятельности каждого, как от сложившихся архетипов. Существование делается бесплотным, выпадает плоть. Происходит деперсонализация психики.
Это значит, что сей Прометей со знаком минус отнял человека у Бога и отдал... коллективу.
Ещё бы ничего. Он ведь отнял его даже и у папы Фрейда: какое уж там либидо у толпы? Разве что - стремление к смерти.
Нравится?
Уж больно этот Юнг бесцеремонный!
Есть, правда, и похлеще.
Например, пишущие о своём отношении к вещам, о которых мало осведомлены.
Ну да это дело частное, потому и продолжаем.
Что же у тех ребят получилось? Наворотили, наворотили: “супер-Эго” - на “Эго”, сверху архетипов навалили и - померли... Теперь чего? Знать-то новенькое знаем; знаем, что существуют эти знания, что вкусили уже отравы. Наука сия, сама по себе - не нейтральна, действует, как минимум - опосредованно. Куда ж её теперь? Если бы ещё это помогало решать проблемы высшей психической деятельности! Или хотя бы - лечить психические заболевания. (Ой, доживем ли?)
А, может, и действительно помогает, чем чёрт...
Увидит человек белый халат:
- Были ли конфликты у родителей?
- Были.
И уже легче станет.
Легче? Ну и ладушки...
Если честно: взаимодействие огромных, сцепленных друг с другом кругов психики, их взаимовлияние - настолько сложно, причудливо, неожиданно по результатам, что разобраться в этом никакому прикладнику-психоаналитику, на самом деле, не под силу. (А уж тем более - пишущему, который - что-то где-то - всё понаслышке да по верхам).
Ни черта там у них не разобрать: архетипы какие-то... Не лучше ли последовать совету великого комбинатора: “Плюньте, Шура, на всё это!
- Как это?
- Слюной.”
И правда: тьфу ва вас! Чума на оба ваших дома, психи - аналитики!
Как теперь собрать себя? Все свои “эго”. От которых только эхо слабое: “Ау-у, где я-а-а?..”
Нет, на Восток, на Восток, братья, обратим лицо наше на Восток, откуда Солнце восходит. И оттуда уже, за ним пойдём на Запад. Помедитируем братья. Покажите мне мандалу, я примерно знаю, как она выглядит. Может, мы достигнем нирваны, может, вырвемся из сансары - замкнутого круга рождений и смертей.
А то вертишься в них, как белка в колесе, а прилежные, организованные люди уже в нирване располагаются.
Вот она, мандала, дхармачакра, буддийское “колесо мира”. Это - диск, разделённый сложным геометрическим узором на секции. В замкнутый круг вписаны фигурки людей, животных, персонажей буддийского пантеона, изображения бытовых предметов, объединённых в сцены, расположенных в определённом порядке.
Говорят, что для тренированного созерцателя достаточно одного взгляда на такой диск, чтобы впасть в транс.
Буддийская символика немудрена, доступна. Она наглядно убеждает - посвящённого - что видимый мир призрачен, лишён смысла.
Он и вправду лишён смысла. Это мы - находим его, делим его на понятия, концепты, придаём миру смысл - как Бог - словом. Убери концепты - и останутся лишённые смысла, призрачные вещи в себе. Существующие в бессмысленном мире.
И тут, конечно, как сказал великий В.И.Л.: “Важнейшим из искусств для нас является концептуализм.” И это ясно. “И это хорошо”.
Только вот насчёт экспериментов. Братья - “исты”, концептуалисты ненаглядные! Вы уж, пожалуйста, того, дорогие. Козлятушки-ребятушки. Не замастурбируйте наши полуживые понятия, не захихикайте, остановитесь, милые. Так ведь до смерти можно. Великий Карл чего говорил? “Человечество расстаётся со своей жизнью смеясь.” Дохихикамшись.
Рано вам ещё.
Вырастете, будете - по-настоящему.
Вон, учёные как - спокойно, солидно, как взрослые. Существует ли вещественный, материальный, мир - им ещё неизвестно, не доказано. Наука об этом ничего не говорит. Зато очень много говорит, спорит, кипятится - насчёт понятий. И особенно - по поводу понятия этих понятий. Знаменитое Декартово “cogito ergo sum” - мыслю, значит существую (в общем-то не изменившееся за века, несмотря на все премии, полученные учёными людьми), положение это - о чем? О жизни, о способе существования белковых тел? Да нет, о совсем другом способе существования. О способе существования - единственном, - в котором только и возможна самоидентификация. Знаменитое “ergo sum” - о мире концептуальном.
А чего там Энгельс белковый пишет - это уж его дело.
Так что - осторожно с “домом бытия”.
Народное достояние.
Ключ от дома у вас, у каждого концептуалиста есть, входите.
Можете проветрить.
Так, лёгкий сквознячок. Замкнутые помещения тоже надо регулярно проветривать.
Только обязательно соблюдать меру.
Не выстуживать ледяным “свежим воздухом”, монотонными, всепроникающими, сводящими с ума сквозняками. Не выдувать до конца жилой дух.
Не для того строили.
3. Пока оно крутится.
Искривлённое, подобно ленте Мёбиуса, замкнутое на себя пространство, торжественно исчисленное не так давно учёными людьми... Думает ли об этом нормальный человек?
Да ни в жисть!
Чувствует, ли это, чувствовал ли?
Да. Всегда.
Как нечто внешнее. Живущее своей отдельной далёкой жизнью.
Чувство замкнутого, самодостаточного пространства. Замкнутого. Самодостаточного. Вечное, безуспешное, подсознательное желание расширить место, создать свою нишу, разорвать замкнутый круг, включиться в него органически - как будто так и было — и замкнуть на себя! Жить - участвуя.
Но как? Возможна ли манипуляция с системой координат - ограничившей, огранившей традиционное существование? Чем вырезать печать на алмазе?
- Алмазом!
Создать свой алмазный, замкнутый круг, спасательный, позволяющий не тонуть в уплывающем из-под ног времени, недвижном, вяжущем ноги пространстве, почувствовать себя уверенно, закрепившимся; начать отсчёт. Но как, чем, от чего? Что это может быть? Какое оно то, не знаю что? То, что расположится здесь, в нашей нише, и найдёт в ней столько места (а где его найти на этом пятачке?), чтобы двигаться. Полностью свободно, неограниченно - в пространстве, времени.20
Найти новое, четвёртое, измерение и расположить в нём род вечного двигателя...
Неправда, что это было только колесо.
А кольца в уключинах, а циферблат, простой обруч бочки, гайка, конвейер, вальцы, шарики да ролики - всего не назовёшь, не перечислишь. Что это - всё это?
Да вот, знакомый, уютный концепт замкнутого круга.
Интуитивное, невыразимое поначалу понятие - ставшее впоследствии миром привычных вещей. Оттуда всё, ab ovo!21
Колесо. Замкнутый круг.
Долгое, долгое существование - до начала...
Привычный, оседлый мир человека (занятого параллельно какими-то своими мыслями) ограничивается одним дневным переходом от родной околицы. Замкнутый круг. Генетически - тоже замкнутый: в жёны брали из своих, из дальней родни. Представление о деревне, расположенной за сотню-другую километров, было такое же, как и о Китае. Ехать за невестой? А вдруг там живут - песьеглавцы?22
Да и куда суетиться. Время... Как вяжуще, медленно течёт, ничего не меняется. Возвращается на круги своя. Сначала весна - пахота, сев. Потом - лето: косьба, сено. Осень - уборка, вино. Потом зима - чёрт-те что за время года. Всякому времени - свои праздники. Лунный цикл. Солнцевороты. Жизнь зависит от всего этого. Более открыта Космосу. Медленно, медленно, естественным ходом идёт по кругу. Измеряется - естественным измерением. Не только четвёртым.
И вдруг - как взрыв! - Покатилось колесо...
Мир стал доступен до линии горизонта. Замкнутый круг расширился.
Покатилось...
Эх, прокачу!.. Лошадь под седлом - удовольствие дорогое. Да и удовольствие ли - сутки без передыху - в седле мотаться? А вот в телегу посадишь всех, да ещё в дороге спутника, подберёшь - умные разговоры послушать, умишка поднабраться. Пусть себе крутятся - все четыре.
Колесо. Концепт, принёсший пользу. Замкнутый круг, расширивший другой, большой замкнутый круг, и в нём, в новом измерении, пребывающий. Давший реальную возможность, шанс оглядеться, остановиться (в то же время - передвигаясь), давший время обдумывающему.
Время - в четвёртом измерении. В пути. Который заканчивается возвращением - прибытием в точку отъезда.
Зазеркалье.
Неподвижно колесо по отношению к сидящему внутри. Удобно сидящему. Доверившемуся.
Крутится колесо! Наматывает пространство, пропускает его огромные массивы вокруг седока и мимо. Рвёт унылый, медленно-медленно изменяющейся тональности, звон времени23, собирает его элементарные ноты - в аккорды, упорядочивает, изменяет музыку сфер.
Музыку заказывает хозяин. Это соответствует природе вещей.
Благодаря колесу появилась цивилизация.
Лишь благодаря понятию замкнутого круга - концепту - появилось колесо.
Концепт замкнутого круга. - Колесо. - Цивилизация.
Которая и породила новую чёртову тучу своих - новых - концептов. И так далее. И - так далее... Ну как тут не завестись концептуалистам?
А как же, а как же - не преминули.
Ну! Ну!!
И - ничего такого... Даже освежает. Особенно - концепты. (А от них наша жизнь - ой как зависит!)
Санитары.
Как бактерии в желудке, без которых мы не можем. Иначе - несварение и тухлые ветры. Не паразиты, не сапрофиты, а - симбионты. Включённые органически в замкнутый цикл (извините за горькую правду) нашего пищеварения.
Плодитесь и размножайтесь. Вам позволено.
Пока крутится колесо.
Пока всё крутится.
Примечания.
Любите ли вы примечания? Любите ли эти пастбища для ленивых, но любопытных? Это бессистемное, вкуснейшее, высококалорийное блюдо, солянку сборную, ассорти на закусь? Я тоже. Обожаю сноски, занимающие место, едва ли не больше собственно текста, исторические анекдоты на последних страницах, любопытные факты там же, иногда совсем не по делу: весь этот джаз.
Попробовать, что ли, собственные Примечания?
Правда, многое из нижепримеченного - сам узнал не так давно. Но тем приятнее поделиться новеньким, свеженьким, ещё тёпленьким. Даже если новенькое это было известно ещё древним. А уж тем более - читающему. Что ж? В таком случае это поможет ему ощутить всю ширь и превосходство своего кругозора, концептуального диапазона - по отношению к другим читающим. (Ещё более сообразительному - почувствовать приближение неизбежных спутников этого состояния: старости и… чем там ещё кончатся жизнь?24). “Многия знания - многия печали…”
Ну да ладно, к делу, к делу. Примечания25.
1 Универсалии (от лат. Universalis - общий) - общие понятия. Одна из проблем в истории философии: существуют ли универсалии “до вещей”, как их вечные идеальные прообразы (платонизм, крайний реализм), “в вещах” (аристотелизм, умеренный реализм), “после вещей”, в человеческом мышлении (номинализм, концептуализм).
2 Принцип неопределённости - фундаментальное положение квантовой теории, утверждающее, что для квантовых частиц нельзя - одновременно - точно определить некоторые физические параметры (например, координаты и импульс). Отражает двойственную корпускулярно-волновую теорию мира.
(Ну не тяжело ли жить в таком мире, где сам не знаешь, где в данный момент находится то, из чего ты состоишь?! Т.е., получается, что существуешь-то реально только в виде понятия, концепта, а то, из чего состоит твоё тело (твоё “реальное” содержание), не имеет точных координат - не до конца известно! Ещё: когда мы встречаем знакомца, которого не видели полгода, на его лице не остаётся ни одной молекулы, составлявшей оное при последней встрече полгода назад.
К тому же, всему этому - материальному - миру грозит энтропия - неизбежная тепловая смерть Вселенной…
От науки Weltschmerz, от науки диавольской: “Юнкер Шмидт из пистолета хочет застрелиться!” (Это - из мнимого Козьмы Пруткова. Вернее - существующего. “Который наг. // На коем фрак. “Вернее - недорезанного бритвой Оккама).
3 Оккам Уильям (ок. 1285-1349) - английский философ-схоласт, логик и церковно-политический писатель, главный представитель номинализма XIV века, францисканец. Согласно принципу “бритвы Оккама”, понятия, не сводимые к интуитивному и опытному знанию, должны отсекаться, удаляться из науки.
(Номиналисты, концептуалисты - одна шайка. Этот, Оккам, - из авторитетов).
4 Абеляр Пьер (1079-1142) - французский философ, теолог и поэт. Родоначальник концептуализма. Учение Абеляра было осуждено церковными Соборами 1121 и 1140 гг. Трагическая история любви к Элоизе описана в автобиографической “Истории моих бедствий”.
(Он. Всё он. Выживший, переживший смерть плоти. Перед вынужденным пострижением в монахи пославший свою юную жену в монастырь, что она и выполнила беспрекословно, и только письма, письма остались на всю жизнь). Слова, понятия, эпистолярная деятельность. Вот где место Абеляра, вот его местопребывание, его действительность. Пусть не быть с живой Элоизой, прелестной, молодой, состоящей из реальных округлостей и капризов… До этого ли ему? Основавшему Сорбонну, переманившего в свою школу удивительными, дивными лекциями всех сколько-нибудь толковых парижских студентов и возбудившему этим дикую зависть и ненависть других магистров, и даже самого - всесильного - Бернара Клервосского, Святого Бернара, огромного Сен-Бернара. Отсидевшему за длинный язык в узилище и вынужденному прилюдно бросить свою книгу в огонь. В минуту отчаяния подумывавшему о бегстве в мусульманскую Испанию. И оставшемуся. Предпочёвшему искалеченную жизнь и монастырь.
Стол, чернила, чистый лист бумаги…
Так он и сидит там, очерченный магическим кругом, освещённый скудным светом - то ли снаружи, то ли изнутри.
Вечность.
Есть ли это способ существования белковых тел? Нет.
Есть ли это жизнь? Да. Правда, другая, тления избежавшая. И даже - не только тления - чего там не горит? Рукописи не горят.
И ничего не изменится: стол, бумага - всё на своих местах.
Соблазн. Искушение.
Прав был Сен-Бернар. Искушение.
Вот чистый лист. Говори. Никто не мешает. Знаешь о чём? Надеешься, что это хотя бы одному человеку, хотя бы кому-нибудь будет необходимо? Садись и пиши. Надейся, что и к тебе - через 800 лет - будут серьёзно относиться умные люди.
А как же?! - Только так. И не иначе.
Иначе - порча воздуха: переводится бумага, деревья, биосфера, ноосфера. Как в хирургии: или помощь нуждающемуся человеку, или - горе родным.
Tertium non datur!
Никак не покровительственно относиться к этим допотопным мыслителям, замкнутым в кругу своего времени, в тёмных веках живущим самоучкам, а - с почтением, с превеликим, согласно правилам старинной вежливости, почтением!
Как странно - по кругу - происходит развитие мысли. И даже эмоциональное отношение к её результатам.
Попробуем произнести известное слово:
“Схоластика”.
Ну и как?
Да, что-то такое… в каком виде куда его не приставь - какая-то чепуха получается. Негатив.
А вот другое:
“Концептуализм”.
Что чувствуем?
О-о, это уже что-то… более серьёзное. Научное. Позитив. Хотя, какой-то неопределённый.
Концептуалист Абеляр предвосхитил появление схоластики; собственно, сам и был одним из ранних схоластов.
Вещи - отдельно, понятия - отдельно.
Но значит ли это, что они враждебны друг другу? Разве мешает вере в Бога стремление (только лишь стремление!) понять Его посредством разума, строгой логики? Рассудить, объяснить, классифицировать - как устроен божий мир.
Схоластика - метод.
Но именно за метод, за метод критиковал Абеляра великий мистик св. Бернар; и гнал его Сен-Бернар, и преследовал, и - в той жизни - загнал в угол.
Мистики спорят со схоластами!
Чёрт-те что у них там в средневековье творится. А уже лет через сто после Абеляра, глядь, все - схоласты! Метод привился. Победа, ура, торжество справедливости! Триумф Фомы Аквинского, привставшего на цыпочки на плечах Аристотеля. Правда, о первоисточниках и о составных частях Заветного, отрезавшего почти тертуллианским credo quia absurdum. Не правда ли - что-то напоминает?
Тем более, что примеры из жизни верующего Фомы - ну просто так и просятся, так и вписываются в замкнутый круг серии “Пламенные революционеры”.
Богатая, приличная семья. Заботливые, переживающие за сына родители. Здоровые, весёлые братья отлавливают ушедшего к нищим доминиканцам монаха Фому, приводят в родной замок и запирают с покладистой и аппетитной девой, поведения и нрава легкого.
Первое время за дверями тихо. Дальше непонятные шум, крик. Приходится отпереть. Там чёрт-те что: испуганно одевающаяся, ничего не понимающая дама и Фома - с горящим поленом из камина, в позе всех Павликов - от Морозова до Корчагина: не выпустите - я ваше чёртово гнездо подожгу и замок ваш ненавистный спалю!
Ну и - хрен с ним!
Ещё - цветочки.
Альберт Великий, кёльнский мыслитель, Doctor Universalis, изобрел говорящее устройство. Ну, так получилось, - раньше времени. Больно умный.
Испуганный его ученик Фома - тут как тут со своей дубиной: уничтожим, |
|
| 1994 |
|
|
|
| Первая помощь. |
Если Вы, прогуливаясь, услышали в парке рык сбежавшего льва, поймите правильно: ни больничный лист, ни предписание врача почаще дышать свежим воздухом - тут не поможет.
Если вы, увлечённо загорая, начинаете падать в обморок от солнечного удара, поймите правильно: ружьё с усыпляющими пулями тут не поможет.
Если вы, - при панаме и солнцезащитных очках - заболели трихомонозом, поймите правильно: крем от загара тут не поможет.
Если вы, предохраняясь кондомом, купили компьютерную программу с вирусом, поймите правильно: и второй кондом тут не поможет.
Если немолодая, несимпатичная начальница выжидательно смотрит на вас, поймите правильно: знание языка “Cи ++” продвижению по службе тут не поможет.
Если вам приходится чистить засорившийся унитаз, поймите правильно: воспоминание о последнем любовном приключении тут тоже не поможет.
Если-в это время на кухне начало выкипать молоко и вы прибежали, - остановитесь на секундочку, подумайте, поймите правильно: туалетный ёрш тут, в общем, уже не поможет.
Если вы имеете всё: больничный лист, зашитый в подкладку пиджака, панаму и солнцезащитные очки, если на плече ружье, а, где надо, - два телескопически одетых кондома, если на штанах молоко не обсохло, а на туалетном ерше...
(Выкинь его вообще к чёрту!)
И всё это смазано густо кремом от загара и обеспечено программным обеспечением - с плохо залеченным вирусом...
Если, при всём при том, вас ещё тянет стихи писать, рука тянется к перу, перо - к бумаге, посмотрите на себя внимательно. Осмотритесь. Может, что с ружьём не в порядке? Или с больничным. Не отчаивайтесь.
Может, как-то всё рассосется. Само собой.
Потому, что всё вышеуказанное, возможно, тут не поможет. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Архетипы. |
1. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, отвечаешь: “Я человек и ничто человеческое мне не чуждо”, значит, ты - философ.
2. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, отвечаешь: “И правильно сделал!”, значит, ты - мужчина с твёрдым характером.
3. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, отвечаешь: “Ну ты, жидовская морда!”, значит, ты - патриот.
4. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, спрашиваешь: “А ты кто такой?”, значит, ты - бдительный.
5. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, отвечаешь: “Попробуем ещё раз и - вместе!”, значит, ты - вождь и учитель.
6. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, кто-то добрый, пьяный и в тельнике отвечает: “Дык, ведь!..” - он не обязательно участник движения митьков.
7. Если на вопрос: “Почему обосрался?”, начинаешь цитировать Апокалипсис, значит, ты в душе - поэт, а возможно, и - пророк. |
|
| 1995 |
|
|
|
| Saint James Hospital - blues. |
Ладно, расслабимся, подождём. Пенка когда-нибудь осядет. Или не осядет. Она вечна. Как на голографическом рисунке. Неподвластна энтропии.
Хорошо: Пиво. Рояль. Джаз.
“Блюз больницы Святого Джеймса...”
Вечно бы так сидел. Было бы как в сказке - собрал бы все три желания в одно и загадал бы: вечно так сидеть.
Где они взяли этого пианиста? Абсолютного дьявола.
Блюз...
Не выходить на улицу. Тут уютно. Ну несите пергамент. Я продаю душу.
“Я, такой-то, такой-то, остаюсь здесь навсегда.” Подпись.
Ну - всё, ну не мешайте.
Не надо нам новеньких.
Кто-то сейчас забрёл сюда с улицы, случайно. Первые секунды. Чувствует себя чужим, о чём-то перешёптывается с баркипером. потом примолкает, садится, растворяется в дымке непременного “Мальборо”...
Жизнь приобретает смысл и порядок.
Но темы ему никогда уже не узнать.
Импровизация...
Конец клавиатуры теряется в сигаретном тумане, в темноте. Пианист ищет пределы клавишного ряда, пытается вернуться к теме! Какие-то сумасшедшие попытки!
О, я не выдержу!
Я - с пенкой.
Там рояль бьётся в истерике!
Бьётся в поисках выхода!
Наконец счастливо рыдает.
Выход в основную тему...
Поставить на столик так, чтобы не звякнуло... Сидеть тихо...
Saint James Hospital - blues...
Ритм Вселенной...
Всё качается.
Пива мне, пива. |
|
| 1996 |
|
|
|
| В стол. |
Чем плохо писать в стол? (Прошу заметить ударение).
Ну чем плохо? Наоборот - очень даже хорошо.
Хорошо быть хвалимым, но ещё не напечатавшимся. Первое, как понимается, - соответствует, - второе... - ? Ну конечно, конечно...
Ощущение - в общем приятное. Перерастающее в блаженное. Далее - близкое к интимному.
Тебя ласкают. Балуют, как кота.
И - в любое время можно спрыгнуть с колен. Прекратить писание.
Поматросил - и бросил.
“Талантливый самоучка” - звучит. Солидно, по-мужски. Хоть и в женском роде, (“Талантливая самоучка - (?) чёрт-те что, какой-то утончённый цинический иронизм. Или иронический цинизм.
Скажи такое простой деревенской девушке, - получишь: “А чего тогда он обзывается?!”
Да и то сказать: среди дам - Кулибиных не густо. Каковое наблюдение как раз не содержит в себе ничего такого отрицательного. Ни Боже мой! Но и - не комплимент вроде. Такая констатация - с одной “н” - природного факта. Нет, ну какой женщине, с какого похмелья, придёт в голову мысль сейчас же все дела - бросить и затеять мастерить яйцо-будильник?!).
Можно ли научить писать стихи матёрого мужчину? Настоящего.
А “развращённого городом”?
А с портретом на первой страничке?
Молоденького.
Хорошенькая (в каком это году?) получилась фотография.
А - губки подретушировать?
А трубочку в губки?
Здравствуйте, Серёжа!
- Вы сейчас летите, в звёзды врезываясь, с трубочкой такой. Нет, нет, я - на одну минуту, не задержу. Я читатель, чёрный, так сказать, человек, тёмный. Хочу только вопросить: Вы зачем столько безмятежной херни, Сережа, напечатали?
Ленивая Вы душа.
А ведь - неглупый, от природы талантливый. Самоучка,
Ну не нашли Вы ещё своего образа: то сапожок смазной мелькнёт, то - европейский котелок. То - сапожок, то - котелок... Ну ничего, ничего страшного. Это всё - возрастное, гормональное. Подождите. Само пройдёт, уляжется, установится.
“Как жену чужую обнимал березку”? Ну, жену чужую, это - дело такое, житейское, нам всем понятное. Чего. уж там, - Айседору там, барышень, дев литературных всяких - “Вор, пьяница, гусар!”
А печатается что? Местами - вдохновенно, по наитию, трогательно, иногда - на равных с великими. Местами - такой нарочитый “аля рюсс”!.. Не “загубленный талант” - “губит людей не пиво” - нетерпение! Прыщавое юношеское нетерпение поиметь успех. Ну стойте, подождите. Зачем же Вы это делаете? Зачем такой мутноватый рязанский узвар продаёте - сомнительной очистки. “Шушуны ветхие” ...Народно, конечно. Нет, правда, во всём этом - самого главного: доброй, взрослой души! Слишком много “аля”...
И берёзку зачем - как жену чужую - Серёжа?
Не надо берёзку. Стыдно.
- Что? Сами теперь знаете, давно знаете? Сами перед собой в ответе: мой стыд - моё дело? Спасу нет от этих читателей? И теперь уже - до конца? До - Страшного?
А зачем печатали? Что? “...но можно рукопись продать”?
Знаем, знаем, конечно. Помните, когда рукопись продавали; - чем-то красным расписывались? И запашок такой - серный? Это - редактор. пожилой человек, питается чёрт знает чем. Ничего. Да.
Вы уже напечатаны, Серёжа. Печать на Вас.
Летите. Трубочку вот, трубочку...
Да я ведь это - так... Сам пописываю.
Сам себе и читатель. Пока. Пока ещё.
Ещё, можно расторгнуть помолвку.
Но вот - начинается.
Сначала похваливают, потом - наедине с редактором. Это - интимное, брачный танец. Потом тебя подписывают, кое-где подправляют; короткий миг - и! - страшное совершилось, - выдавливают из твоей души кровоточащие знаки, переводят в двухмерное пространство, расфасовывают на страницы, выставляют всё это на улицу. Чтобы всем было видно, что ты уже не тот, кем был, что уже - напечатавшийся.
Раздаются весёлые подначки. Все пьют, произнося шутливые здравицы; пьяные гости довольны.
Всё хорошо и - непоправимо.
Неужели теперь никто не узнает, не догадается, что я - не то хотел сказать, больше..., большее хотел выразить, что неправильно понят! Всё, Теперь ясно, что - не то.
Как же это... Может - топором попробовать? Теперь - оправдывайся... Знать бы перед кем. Где? Как?
А, вот уже. Уже тут как тут.
Вот он - читатель.
Он берёт тебя за грудь, подгребает лацканы и шепчет тебе горячо в брезгливо напрягшееся ухо (временами доносится запах чужого рта): “Знаете, Вы прямо вот моими словами говорите. Знаете, вот прямо, если бы кто мои мысли подслушивал, мы с Вами - мыслим одинаково! Ты и я - мы с тобой одной крови. И меня только равный убъёт!”
“- Да, да”, - отвечаешь кисло. (Поскорее бы.)
Но - ноблес оближ - ты ведь уже вышел в тираж. Ты в тираже, ты - всехний. Ты уже - отпечатанный, оттиснутый, отдавленный. Ты уже - после правки, с утра поправимшись. Пошла судьба по кочкам! На её куски имеет право (свою паевую долю) каждый, приобретающий книжку.
Поздно, Маша, пить боржоми! Герман пришёл, читатель. И - как отвязаться: он ведь невидимый! Мнимый. Такой у него псевдоним.
Вот он вопрошает, рагорячился: а почему у Вас там-то и там-то похоже на того-то и того-то?
- Ну, это-то - просто: тот-то, скажем, и тот-то “стояли на плечах гигантов”. А мы, трам-то, тарарам-то, - у них, здесь, внизу, по ногам и по мозолям топчемся. Иногда кой-какие звуки и извлекаются. Записываем. Случается - сами накладываются на запись...
Но этот всё не унимается. Горячится, требует: “Ну, ладно, ладно, - всё это частности, накладочки, техническое. А почему ты - вообще так пишешь? Дай ответ.”
Не даю ответа.
Ещё спросите, “куда несёшься ты?”
Я вам такое отвечу!..
Какой русский не любит ТАКОЕ ответить?
Тем более еврейский. По пятому пункту, это у нас в паспорте стояло. Теперь не стоит.
А - всё такое? Тьфу-тьфу-тьфу, слава Богу, - только паспорт поменялся. Но не об этом сейчас, а - о документах, удостоверяющих личность.
Где, в каком паспорте, каком аусвайсе, записано, что я - “слуга”? Слуга любителей изящной словесности. “Инженер человеческих душ”, “слуга народа”... И - в каком паспорте, какому читателю приписаны в собственность, во владение - поэты, эссеисты, романисты? Или, пусть даже, - фельетонисты? Куплетисты. Прочие велосипедисты (которые во всём и виноваты)?
Да никакой я не - слуга народа! Даже своего. И тебе, мой дружок, читатель. И служить не рад, и прислуживаться тоже. Поэтому - и справедливо - никогда заслуженным народным не буду. И не исповедываюсь тебе, дружок, а использую - как помощь оплаченного, - в данном случае; этим безумием над чистым листом, ночами напролёт, до серого света, - оплаченного этим заранее, квалифицированного (мною) психоаналитика.
Отношения, кстати, довольно, равноправные.
Предполагающие взаимоуважение.
Чтобы после такого - в слуги?!
Помните гениального дылду Маяковского, счастливого любовника, злого остроумца? Превращённого в симпатичного увальня, плящущего неуклюже под общественную дуду площадного медведя. Уже без ценного груза, с одним дубликатом.
В такого и пальцем не надо тыкать - большой, издалека видно позорище!
Много ещё у тебя, читатель, грехов, много тяжких, не отмолишь...
Ну, ладно. Пока помиримся, мой выход:
- Весь вечер!
На манеже!
Любимец публики!.. Несравненный!..
- Почтеннейшая публика!!
Ха-ха-ха-ха-а!
А вот и - я! |
|
| 1996 |
|
|
|
| Дума про Обломова. |
Да и не дума (слово-то, какое большое, государственное), а так - думка. В переводе - мысль, мыслишка. К тому же - такая расплывчатая. Расплывающаяся. Потому что веки слипаются.
Что там. была за думка?.. Думка, подушечка такая.
Очень характерное в плане этимологии слово.
Единственное (единственное!) во всем бедном могучем русском языке - конкретно указанное - приспособление для мыслителя. Даже голова как-то по-другому называется. То есть - головой. Тем, что с возрастом становится голым; тем, чем в футболе гол забивают... Но к процессу мышления, или, как. говорил наш головастый трибун, мышления (т.е. такого мышления, - при котором аж все мышцы напрягаются!) - к такому процессу ни одна часть тела, ни одна, в том числе и та в которой находится входное отверстие кишечных трубок, этимологически, то есть исторически, - не причислена.
А что причислено?
Думка!
“Думать” - мечтать, лёжа на диване.
Именно - мечтать, именно - лёжа - на удобной, совершенной “думке”. Потому, что решать что-нибудь не понарошку, по-настоящему - при разбивке ли парка, постройке ли крепкого дома, в науке, в хозяйстве, это - с карандашом в руке, сидя за столом, сконцентрировавшись, сосредоточившись, отключившись от всего. Для решения возникшей проблемы.
Ну а если - не убежит? А если - подождёт?
Вот тут - диван. Тут - роман. Гончаров - автор.
Ну-ка её, где она там? - под голову.
Ну-ка, что там хорошего? Отобразил автор или не отобразил?
Пока не заснули.
Так, заглянем в конец. Да-а, нехорошо.
Теперь - в серединку. Ну, что ж, живо всё, узнаваемо.
Даже в медицине, кажется, есть такой “синдром Обломова”. Причём, что характерно, - в психиатрии. Вылечить - не вылечат, но порассуждать - сколько угодно.
Ох, мягко, сладко, голове удобно...
Ох, не из головы Обломов, не из литературы...
А из него, из мыслительного приспособления. Из думки. Превращённой в жизнь.
Мы рождены, чтоб думку сделать былью!..
Тысячи и тысячи, тьмы и тьмы, десятками поколений, веками, нежились чуть взмокшими в послеобеденной духоте и испарине затылками - на этом маленьком пуховом чуде. И, в результате такого слияния, со временем, в одной из яйцеклеток большой этимологической матки - генетическим последствием - и зародилась инструкция (в одно слово) использования сей удобной подушечки.
Слово - то самое - произнесено!
Идейный базис подведен. “Под голову, братец, - вот так. Так уютно”. О Господи, как зевается... Вы видели когда-нибудь думку? Нет? Ну вот, посмотрите, там их на диване ещё две должно быть. А я тут пока часок, - того... Да и вы там тоже - не стесняйтесь, устраивайтесь, Снимайте туфли.
Добрые, раздобревшие люди (ну разве худой - во всех смыслах - человек, достоин предмета с таким названием?!), жизненным предназначением которых было не ремеслом баловаться, не пахать-сеять, а мыслить-решать, работать головой, создавая конкретные результаты, - люди управления и обустройства, не торопясь, со знанием дела, пухлой ручкой, до совершенной, воздушной нежности, взбивали - эту, ну-ка! - думочку и, с приятностью на лице, с неизменным “ох-хо-хох”, глядишь, и сами перемещались в горизонтальное положение...
- Никакой ни геноцид, никакие ни большевики-жидо-массоны, не идея, требующая поступков, не крамольная мысль, не революционная, не мысль вообще - думка!
Такая вот мысль - подушечка. Мечтательная вещь. Думка - мечта. Мечта о подушечке. О которой так долго мечтали большевики (т.е. большая часть действующих в октябрьском перевороте персонажей.) “Которое тут Временное, слазь...” Дай и нам полежать!
Но,... что-то не получается, не получается, чепуха какая-то, чехарда, суматоха.
Ну, я же говорил?!.. Худые люди, неспокойные. Суетливые, егозливые.
А потому, кстати, и те, прежние, кажутся симпатичнее: на думках лежали, пухленькие такие, розовенькие. Содержать себя умели в пристойности.
Уж и не знаешь, что и хотел сказать об Илье Обломове - хорошее ли, плохое? Вот он посапывает мирно, слегка утонув щекой в вышитом наперничке. И его посвистывающим рыльцем - не персонаж, не “типичный представитель”, - а дышит почва и судьба.
Спи, раб Божий.
И здесь, как говорит поэт, кончается литература, искусство. Хочется вздремнуть (как при чтении Ремарка - выпить); да вот она, моя маленькая!
Спи спокойно и ты, дорогой Илья.
Память о твоей думке вечно будет жить в наших сердцах. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Lebenslauf*. |
А помнишь: “Счастливы, мол, все одинаково, а несчастлив, мол, всяк по-своему”?
Правильно, - Толстой. Этот - глаз-алмаз - как в зеркало глядел. Его и прозвали так: “Зеркало” - чего-то там.
С какой стати Льва Николаевича потревожил: нужда возникла. Надо одну штуку понять: Как. Это. У всех. Устроено?
“Это” - значит реальная жизнь.
Знаешь, как достаёт: “Что-то ты совсем перестал жить реальной жизнью, совсем с катушек спрыгнул. Протри, милый, глаза! Вернись на землю. Посмотри, как люди живут!”
“Вернись к реальной жизни”... А какая она - реальная живнь, была ли она? Где она осталась? Не замечал, не чувствовал: всё большие куски твоей жизни (не “прожитой”, а вообще - твоей жизни!) выпадают, становятся нереальными?
Как нереально твоё ползунковое детство.
Как нереальны теперь твои выпавшие молочные зубы. Да и пропавшие постоянные.
Состриженные волосы, бывшие твоими.
Как нереален первый акт любви (а как было страшно, как было сладко!), как нереальны, нереальны и другие - и только женские имена остались - о, Боже, за что?!
Как нереальны все оставленные тобой жилища: пустые комнаты, голые стены...
Как нереальным становишься после сорока и ты сам.
Не хочешь быть нереальным!
Хочешь - как все.
Мучительно хочешь, чтобы всё было правильно.
Счастливым и несчастливым - как все.
Обрести чувство реальности, равновесия, гомеостаза. Использовать бумагу - как все! Что писать? Кому? Читай, - уже всё написано!
И обращусь я к источнику чистому и светлому: “Скажи, свет мой, зеркальце, скажи. Всю правду про меня скажи. А то все пугают, а мне не страшно. А тебе и - подавно. А в голове такой сумбур вместо музыки...”
А чего - зеркало? Зеркало отражает. Зеркало чего есть подсказывает: счастье, вот, мол, известно, - на всех одно; разве что только маленько опроститься (не “опростаться”, не путать!) и - всё путём. Даже и писать скучно: “Благорастворение в воздусех и благолепие во человецех”. И просветленные лики. И все - на один аршин.
А вот с несчастьем, с несчастьем, мол, покруче будет. Оно тебе не фунт изюму. С гепатитом. Пострашнее, мол, дитя моё. Поезд, мол, хоть кукольный и мчится в чистом поле, но не спрашивай, по ком звонит вокзальный колокол. Знаешь - по ком он звонит. По ком звонил в романе. По ком звонил в 910-ом. По ком зазвонит непременно. Знаешь.
- И-их, батя-я, знаем! Знаем.
Разве ж кто против?
Кто против?
Воздержался?
Согласны. Мы тоже - пахали. С несчастьем-то всё как раз и ясно. Несчастье - что? Несчастье, это когда ты не с той частью. Не с той частью - избранных (вариант: богатых, вариант: беспечных; вариант: здоровых, перспективных, удачливых, весёлых, молодых) - людей, а,... Не с той частью!
Не - с - частью.
Не с избранными. А - как все.
На миру и смерть...
И в этом даже - какое-то отвратительное удовольствие, какое-то подозрительное счастье.
Наука есть такая - этимология. Определять на слух слова - откуда. Как раньше слухачи на подводных лодках: откуда, мол, - доносится?
- “Да это ж - Ниагарский водопад!”
Редкая, умершая профессия: балансировали в толще воды, в темноте и - прислушивались...
На слух, на мой лично слух, “несчастье” воспринимается не так трагично, не так непоправимо, коль скоро уж без него не обойтись, а - более мягко, приемлемо, адаптированно: “нещастье”.
Не - щас...
Не щас, так - потом.
Потом - богатым, потом - беспечным, потом - здоровым, потом - весёлым, потом - перспективным. Удачливым. Молодым. Не щас.
“Нещастье”.
Такое - нестрашное. Такое домашнее. Не как у людей.
И, самое интересное, самое смешное, что иногда это “потом” - и вправду наступает. Ну, пусть не совсем как мечталось, не журавль в небе, пусть недолго.
Но - некие счастливые моменты, синица в руке...
Да, только есть и тут заковыка: и счастлив-то ведь... как-то так... - по-своему. Тоже не так, как у всех.
Ну вон глянь-ка. Вот вроде и - мужик не без рук.
Хотя, с другой стороны, - почему-то - “левша”. Или глянь: вроде и ничего никому плохого не сделал, а, всё-таки, не при людях будь сказано, что - да, то - да, - еврей.
Дом строил. Кому-то. В каком-то “стройотряде”.
Дети. Тоже имеются. Не у меня. Хотя - мои.
Дерево... Сажал, сажал... На каком-то “субботнике”. Не под своим окном, конечно. Своего нет. Да они, кажется, и вообще не принялись. Да и вообще это никому и не было нужно!
Женат. Правда - второй раз. Но с женой, правда, живу в мире и согласии. В разных странах.
Всё не как у людей. Хотя - стараешься, стараешься...
“Поэтом можешь ты не быть...” Ну слава Богу. Ну, хоть это-то, слава Богу, хоть это-то. А то уж я - пыжился, расшеперивался... Как лягушка на лугу: “...и ну пыхтеть и раздуваться!”
Так что, в основном - Гражданин.
Совсем уж - третьей страны. Где родился. Хотя, чей язык мне родным не является. Да и живу я не там. Не пригодился.
А родным язык мне является той страны, в которой я хоть и не живу, зато все тонкости его чувствую, чёрт их подери.
Вот взять, хотя бы: “не тужи” - и “не тужись”.
Между ними такая тонкость, что “не тужи”, это как бы: “А ну-ка, взялись! Вперёд и - с песней! Глаза страшатся, а руки делают!”; а “не тужись” - это уже для тех, кто в это “не тужи” взял и поверил. Типа: “Не напрягайся, братец. Расслабься. Ничего тута у тебя не получится. А если и получится, то будет пахнуть не совсем так, как ты это себе представляешь. И знаешь - как оно называется?!”
Такая она вот - тонкость языка. Всего - один звук. Где тонко, там и...
Усёк? “Счастья в жизни нет, а есть...” Ну, ну, - чего?
Только между такими тонкостями и держу, и пытаюсь обрести равновесие.
Какое-то - шаткое равновесие. Потому что нет корней. Балансирую.
Корни, говоришь, в Истории?
Вот она, История: Тора, Библия.
История еврейского народа.
На русском языке!
Равновесие - на кончике языка.
Что означает “крыша поехала”?
- Идиома!
Как, спрашивается, удержаться - в таком шатком равновесии. Как...
Ого!..
Осторожно!. Под ноги не смотреть!
Ну-ка, спокойно. Тихонько...Обрести равновесие...
Это не крыша поехала, это - сам не удержался.
Как удержаться, спрашивается?!
Русским языком спрашивается.
Человеком с фамилией звучащей по немецки.
Всё не как у людей.
|
|
| 1996 |
* Lebenslauf – буквально: «убегание жизни».
В переносном – автобиография.
|
|
|
|
| Аморальное землетрясение. |
Попытка проповеди.
|
Посвящается каналу теленовостей Euronews
Есть ли что-то аморальное в землетрясении?
Нет, не так: есть ли что-то аморальное в землетрясении для человека глубоко верующего?
Не очень ли грандиозными масштабами беспокоимся?
Это - что, сейчас ещё выше, брат, воспарим!
Скажем: “Если землетрясение происходит, значит, это выгодно (сами знаете кому...)” Именно “выгодно” - никакой опечатки! Это потом уже “угодно”.
“Угодно”: никому ничего не надо объяснять.
Столько мерзостей - никаких объяснений не хватит.
Значит, так - Богу угодно. Землетрясение - дело богоугодное. Хотя даже самый ревностный, самый непреклонный исполнитель небесной дисциплины, плотно прикрывший, наподобие трёх китайских обезьянок, все слизистые отверстия от возможной заразы сомнением, - даже такой стойкий оловянный - задним-то умом понимает: это самое, ускользающее от объяснений “угодно” - как раз и проистекает от нетактичного, как пуканье в ЗАГСе, неприятного “выгодно”. (И только уже в таком - приемлемом - виде, вполне может нести печать и любовной почтительности и, вместе с тем, - старинных, тёплых, почти родственных отношений:
- “Не угодно ли чайку, молодой барин?”
- “Ступай, ступай, позову, когда понадобишься!”
Оному человеку, несущему в сердце веру о бескорыстности Господина, насчёт выгоды не говори - расстраивается. И от огорчения бывает тяжёл на руку, и ушибить может не одним только словом... Тем самым открыв отверстия.
Другое дело - “угодно”: Хозяину-то ведь не “выгодно”, а - ”угодно”; что-то вроде ильфпетровского “высочайше повелеть соизволил”.
Вот угодно, любо батьке, и - выходи, стройся!
Но ведь Сила-то - разумная (РАЗУМНАЯ)? Всё - не просто так?.. Может, попробовать параллельный путь? Может быть, надо постараться правильно уловить акценты в одном из последних аргументов защиты:
“Пути Господни неисповедимы”?
Это что - объяснение для астрофизика?
Какого-нибудь специалиста в области квантовой механики - адепта Гейзенберга?
Или - стыдливое объяснение для своих, для соратников, для идущих к одной цели; оправдание средств - для посвященных?
Да ведь эти... - ну, ну?! Ведь это же слова, прямо указывающие (или, соотнесясь торжественностью стиля: “указующие”) на - этические, моральные (и ещё раз: прежде всего - на этические, они же моральные!), - а не на познавательные аспекты присутствия неотвратимой - Разумной - Силы. Познавательные же моменты для вопрошающего не “как”, но “почему” - так, - загадка, второго эшелона, катализатор споров неуёмных технарей и запойных лириков. Для ВОПРОШАЮЩЕГО все, якобы неисповедимые, ужасы и беды, весь этот невнятный, порой жуткий и кровавый ком - доколе, о Катилина, или кто там у вас?! - весь этот, пожирающий своих детей, метеорологически непредсказуемый абсурд, всё это - в конце концов - оказывается лишь простым сложением сил, лишь некоей равнодействующей побудительных мотивов (и тут грамматически правильно ставится вопрос: “Мотивов кого?”, и - робкий жест пальцем в небо).
И не надо ничего усложнять. При этом - никаких чертей, никаких расписок кровью, никто не покупает твою душу, не торгуется, не спрашивает (жирно было бы, размечтался), попросту прибирает её к себе - подальше от греха!
“Нечеловеческая сила в одной давильне всех калеча...”
Даже не эгоизм: ломящая бездушность бронепоезда, ни о каких запасных путях и не помышлявшего.
Ежели расшифровать, перевести высказывание о всех страшных проявлениях Разумной Силы с высокого штиля на язык интеллигентных людей (“Послушайте, Дима, мы же ведь с вами интеллигентные люди!”), точнее было бы сказать так: “Нам не угадать, осуждает ли Он свои беспримерные мерзости и злодейства - как глобальные так и локальные - но давайте тактично этого не замечать”. Давайте придумаем какое-нибудь приличное высказывание - что-то насчёт неисповедимости (как если бы речь шла о недееспособном, или о гадливом подростке).
И давайте не будем осуждать и передразнивать тех, взыскующих Высшего Разума, ищущих покровительства и защиты у Отца небесного.
Они не могут иначе.
Когда-то ещё мудрый Эпикур - мягко, необидно - простил им эту слабость: им нельзя видеть лицо Фобоса и Деймоса - Страха и Ужаса - двух спутников конечной истины.
Им нельзя знать правду!
Они не перенесут нечеловеческих законов термодинамики, разъедающего материю рака энтропии, неотвратимо надвигающейся тепловой смерти Вселенной...
Им надо знать, что след останется.
Они закрывают глаза: “С нами Бог!”
Да, да, Бог с вами. Бог с вами, люди добрые. Хороши все, любые способы поступать порядочно. Ничего, всё будет хорошо. Всё в порядке. Пути неисповедимы.
А сами будем жить трудно, но достойно, по нашим заповедям, непременно любя хотя бы нескольких ближних, хотя бы родных и, по возможности, мучительно страдая от нарушения главной ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ заповеди: “Не убий”. |
|
| 1996 |
|
|
|
| К вопросу. (Голоса). |
Голос вопрошающий:
- И пишут, и пишут, и пишут...
Про концлагеря, про распятия...
Жалуются. Обиженные!
Книжки тысячелетиями публикуют... Крест придумали изображать - напоминание.
Свидетели? - Они, в основном.
А про газкамеры? Всё те же!
Всё перекрутят, переврут, запутают - следов не найдёшь! Они тебе напишут: получится, что Богородица наша, пресвятая дева Мария, - чуть ли не в синагогу ходила молиться, и Его туда относила; и десять заповедей справа налево перепишут, перекрутят, и саму Библию... Всё к себе гребут, ничего нет святого. Всё исконное, народное, веками освящённое - по-своему переврут, переиграют. (Неизвестно ещё или переводы соответствуют.) - И доколе же!
Решать, решать надо вопрос!
Ну-ка поищем - как там в истории:
Про концлагеря, про распятия...
Голос отвечающий:
- Вам - новые земли, нам - старые камни.
Вам мощь и сила добытчика, нам - спокойная сила отчаяния.
Вам - вскидывать руку к виску, или от себя - с указующим перстом, или вытянутой дланью вперёд (чёрная тень от неё пядь за пядью поедает пространство).
Нам качать и качать головой.
Вы храните Место, мы - Слово.
Вам - Отчизна, нам - Идея.
У вас - Хлеб, у нас - Книга.
Но если не вы, то кому же передать?
Но если не к вам, то - куда же?
Но если не с вами, то - зачем?
И это так. Мы пришли. |
|
| 1996 |
|
|
|
| Культурное мероприятие. |
Тут некое культурное мероприятие намечается. В смысле - юбилей. До него, правда, далеко ещё, года с три, но уже - разговоров!..
Тут - дожить бы...
Ну что ж, поговорить можно.
Начнём с главного. С того, что, если говорить строго, имеют место быть два фактора.
Первый - христианский. Связан с обстоятельствами места и действия и с конкретным событием. Второй же - не христианский (значит, как бы - языческий) фактор; связан с обстоятельствами времени. С неопределённым - нехристианским - никаким - абстрактным - временем, прошедшим с момента конкретного события.
Но не будем долго ходить вокруг да около, как кот учёный, - всё очень просто.
Событие же, которое отмечается, это - Рождество, привычный для людей домашний праздник, только - дата уж очень круглая. А вот почему дата эта такая круглая, такая вот юбилейная, - и объясняется языческим, нехристианским (вернее, - вне христианской морали), зодиакально-маниакальным - нашим вращением.
“В кругу расчисленных светил”: “Полдень”. “День”. “Неделя”. “Месяц”. “Год”. “Десятилетие”. “Ревущие сороковые”. “Смутные девяностые”. “Век”. “Тысячелетие”. Второе.
- Которое у нас, милые, нынче на дворе?
- Конец Второго, скоро - Третье.
Юбилей, значит. Со дня рождения.
(Растянувшегося, заметим, на полмесяца и отмечаемого в году три раза: одной конфессией - за неделю до, другой - после, а астрономами - аккурат посерёдке двухнедельного срока.* Были и другие попытки, но вращением расчисленных, светил и всем прогрессивным человечеством таковые - оказались исторически отвергнуты).
Итак, рождение (отмеченное и другими чудесами) - произошло.
Далее, как говорил знаменитый пахарь и сапожник: “Детство”. “Отрочество”. “Юность”...
И вот, уже в зрелом возрасте, в возрасте, так сказать - попытаемся закаламбурить тавтологию - Христа и произошли события, определившие близящийся двухтысячелетний юбилей - как культурное мероприятие.
Культурное - в том смысле, что наша культура - ой как генетически с событиями в тех захолустных местечках связана! И не всеми ещё до конца эта связь прочувствована, пропущена через себя. Хотя читали ведь - все, всё это было не однажды пересказано, прокомментированно и даже - четырьмя разными людьми, свидетелями - были составлены такие письменные показания, такие - протоколы.
Один читает это как “детективу”, другой - как “лябовь”...
Для них-то, для вторых, для других, - и Культурное Мероприятие:
Две тысячи лет со дня рождения Христа, Бога Живаго (это не фамилия такая, нет) и всего, что за этим воспоследовало.
Воспоследовало, как помнится, не мало.
Но. для человека без конфессиональной прописки, или, как говорят, для “Ивана, родства не помнящего”, то, что воспоследовало, все поступки Христа, все четыре Евангелия - протоколы четырёх мудрецов, гораздо менее - не так - значимы, как то, что он проповедовал.
Именно: что проповедовал, а не как.
А проповедовал он - учение Иоанна, своего крёстного и родственника по матери. Страстно, увлечённо, храбро! В проповедовании Иоанновых постулатов ученик намного превзошёл своего учителя - человека глубоко несчастного, добряка, энтузиаста, первого кибуцника, неудачника. Вообще, фигура Иоанна Крестителя (хотя он никого на кресте не распинал, а, наоборот - принимал в члены своего простого братства, погружая в воды Иордана, поближе к рыбе, там, где обретается рыба - загадочный тотем христианства, там, где тело начинает терять тяжесть, где кончаются земные дела, а воды темны и прохладны) - фигура Ивана Купалы, по-моему, в литературе ещё не раскрыта. В библеистике - да, в теологии - конечно (под видом предтечи христианства, учения Христа). Но - в литературе, в искусстве... Вспоминается: как только Креститель, - так, сразу, заслоняя его своими ягодицами, - и замелькали пляшущие Саломея с Иродиадой!
И тут же - головотяпство, - знаменитое, непоправимое.
Ну, сгубили две бабы Ивана, сгубили, было дело, дело известное.
Но ведь Купала-то - сложнее, больше этого - последнего - эпизода!
Купала - Учитель.
Может, он и недостоин развязывать шнуровку на чьих-то сандалиях...
Чего уж там. Недостоин, так недостоин.
Достоин - большего:
Называться Учителем, творцом Новой Этики.
Возникшей чёрт те когда, в страшненькие, смутненькие, беспросветненькие, какие-то проваленные времена.
Новой этики! Новой как откровение.
Слегка мазохистской, потому как - еврейской; как и всё еврейское, откорректированной опытом жизни среди ненавидящего окружения.
Ненависть - как понятное, человеческое, биологическое, воспринимаемое почти с пониманием, почти без укоризны, с легким вздохом адептами Ивана, его кибуцниками, потерявшими часть земного веса в водах Иордани и - ещё до Шагаловских времён - уже парящих, уже унесённых ветром, носимых ветром, и - уже после Шагала - возвращающихся на круги своя...
Эти новые и новые попытки - пролетать поверх барьеров, над ненавистью, закрыв глаза, - и пусть нам будет хуже! - подготовили Иванов малый народ к восприятию чего-то необычного, чего-то невероятного, определенного впоследствии калининградским жителем (пророчески наречённым Иммануилом) как чудо. Чудо, в котором легкий мазохизм, добровольная отдача первородства, потеря патриотической ориентации, все эти необъяснимые вещи - в перегретой солнцем и ползущей вверх, как ртуть в термометре, ненависти - всё это отходит куда-то на задний план перед явлением космическим: явлением Новой Поэтики.
Новой морали, поэтики сумасшедших, чокнутых, поэтики подставляющих левую щёку, поэтики, несмотря ни на что любивших, любящих ближнего. Не буддийской - поэтической - отстраненности, а Поэтики-поэзии, в чистом, концентрированном виде. Поэтики-этики, новозаветного содержания, высокого смысла, который как “огонь мерцающий в сосуде”, в красивой древнегреческой амфоре - форме и подготовил, и определил возникновение, развитие - и даже существование того, что называется нашей культурой, нашей цивилизацией.
Мерцание, освещающее конторку пишущего “Шинель” Гоголя... И хорошая вышла шинель, тёплая, русского покроя.
А мерцание, свет, - с Востока.
Все мы - из этой шинели, не надо даже вспоминать какого-то там Андрея Жидовина (кто его, кстати, назвал Первозванным? Это на крест его косой звали - да!), везде были свои истории, свои святые. Начнём вспоминать - так и до Купалы снова дойдем. От него это всё идет.
Всё, что мерцает в сосуде.
Драгоценная эссенция.
Заветная квинтэссенция - в амфоре. Аромат едва уловимый (но - не заменить никакими синтетическими благоуханиями). Аромат двухтысячелетней культуры. Попытка создать цивилизацию, подобно мудрому Фрейду мирящую биологическое в людях с этическим.
Подкорка, устремлённая ввысь!
Высокая готика, пронизанная мягкими лучами. Воздушные замки искусства: светская литература, выросшая из библейской, из Ивановых проповедей (в адаптации распятого в цветущем возрасте его адепта).
И в этом же ключе развившееся изобразительное искусство. И их различные комбинации: кино, театр. И - обратная связь - сформированные всем этим архетипы, твёрдые, установившиеся, руководящие нашей психикой, живущие в ней ассоциации. Живущие даже где-то вне нас - мистически - независимо от существования отдельных личностей. И только - музыка... Музыка - куда её ни приставь! Музыка - не нуждающаяся в этике! Музыка - существующая отдельно от Слова!* Музыка, существовавшая как Гармония - до Слова! А уж тем более до Ивана - Иордана.
Что там говорил Гегель об Абсолюте?
Но не о музыке речь.
У нас тут культурное мероприятие. Литературный юбилей.
Две тысячи лет новому литературному направлению.
И неплохо было бы отметить его в ночь на Ивана Купала.
Можно и с музыкой. Что? Танцы - будут. |
|
| 1996 |
* Маленькое открытие.Новый год (“Год такой-то от Р.Х.“ От Рождения Христова. От начала Эры Христовой.) - наступает всегда на восьмой день от самого этого “Р.Х.” Всегда. Как в римской так и в православной традиции. Два дня рожденья? Где второе - строго на восьмой день?
В некотором смысле - да. От Луки, глава 2-я:
“По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали ему имя Иисус... принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был бы посвящён Господу... родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд”.
Восьмой день.
Начало Нового года. 1 января. 14 января.
День обряда обрезания.
День посвящения Богу, день Рождения в Боге.
Начало.
В котором не Слово, но - дело: строгое следование закону отцов, закону Отца.
* Иногда и вместе.
“До”. “Ре”. “Ми”. “Фа”. “Соль”. “Ля”. “Си”. Особенно “Си”.
Не только о кострах и цветущих папоротниках. Но и о нотах. Связанных с Купалой. “Всё смешалось...”? Нет, лучше: всё переплелось - в венке на Иванову ночь.
Вот молитва певцов о предохранении их голосов от хрипоты. Молитва (XI в.?, ХШ в.?), обращенная к св. Иоанну Крестителю (особенностью её мелодии является поступенное повышение тона на начальном слоге первой строки):
“Ut queant laxis
Resonare libris
Mira gestorum
Famuli tuorum
Solke poluti
Labii reatum
Sankte Iohannes”
Монах-бенедектинец Гвидо Д’Ареццо (Гвидо Аретинский), взяв за основу этот гимн, осуществляет реформу музыкальной нотации. Впоследствии “Ut было заменено на “До”. В Европе появляется современное нотное письмо.
Музыка и слово: связаны знаком.
Каждая гамма, которую пиликает школьник - гимн Ивану Купале! Каждый урок сольфеджио - молитва Крестителю, гимн св. Иоанну!
“Летят самолёты - привет Мальчишу!” Аминь.
|
|
|
|
| Наука побеждать. |
1. С бесчестностью надо бороться всеми доступными средствами и способами. Тогда есть шанс.
2. Со смертью надо бороться до конца. Тогда есть шанс,
3. С курением надо бороться не переводя дыхания. Тогда есть шанс.
4. С невозможностью надо бороться даже если она абсолютна. Тогда есть шанс.
5. С необъятностью надо бороться при помощи тактики малых дел. Тогда есть шанс.
6. С бесчеловечностью надо бороться, не обращая внимания на нытьё ближних и прочих. Тогда есть шанс.
7. С неотвратимостью надо бороться, как если бы это было в последний раз. Тогда есть шанс.
8. С безумием надо бороться сознательно и последовательно. Тогда есть шанс.
9. С бессонницей надо бороться днём. А ночью - спать. Тогда есть шанс.
10. С невыразимостью надо бороться, разъясняя населению и уговаривая это понять. Тогда есть шанс.
11. С изменениями климата надо бороться собственной безупречностью. Тогда есть шанс.
12. С шуршанием в кинозалах надо бороться внезапным (вариант: последовательным) включением освещения. Тогда есть шанс.
13. С оголтелостью надо бороться изо всех сил, забыв обо всём на свете. Тогда есть шанс.
14. С кислотными дождями надо бороться засахариванием водоёмов. Тогда есть шанс.
15. С преждевременными родами надо бороться методом поощрения и принуждения. Тогда есть шанс.
16. С телесными наказаниями надо бороться не торопясь, с оттяжкой, наверняка. Тогда есть шанс,
17. С бесконечностью надо бороться терпением, терпением - и ещё раз терпением. Тогда есть шанс.
18. С подростковой преступностью надо бороться пропагандой противозачаточных средств и кружками бальных танцев. Тогда есть шанс.
19. С преждевременной эякуляцией надо бороться не покладая рук. Тогда есть шанс.
20. С искривлением пространства надо бороться прямохождением на данном участке. Тогда есть шанс.
21. С будничной суетой и запаркой надо бороться величавостью телодвижений. Тогда есть шанс.
22. С ранним наступлением сумерек надо бороться самодисциплиной - и личным примером. Тогда есть шанс.
23. С уродливостью жизни надо бороться посредством убеждения. Тогда есть шанс.
24. С разбеганием Вселенной надо бороться, оставаясь в известных рамках приличия. Плюс, ежедневно - душ и бритьё. Тогда есть шанс.
25. С молчанием Бога надо бороться посредством раскачивания у стены и просовывания записок. Тогда есть шанс.
26. С душевной тошнотой надо бороться сосанием карамелек. Тогда есть шанс.
|
|
| 1998 |
|
|
|
| Болотные огоньки. |
Я знаю.
Стихи должны быть крепкими и прозрачными.
Как прозрачен алкоголь.
Построены классически, никакой притянутой сложности: размеры, формы, рифма... Никакой натужной вычурности.
Натужной - т.е. видимой читающему, демаскированной. Грубой. (Можно ли сказать: «Грубая вычурность»?) Грубой - как агрессивная шизофреническая фантазия:
Сердце Данко!
У которого никогда уже не будет инфаркта.
Липкие систолы и диастолы в стиснутык руках!.. - вспышки света в голове. Мелькания вспышек, мерцанья, выхватывающие лица сгрудившихся вокруг. Вокруг данковых кровавых, судорожно сжатых пальцев!.. - Как след от сварки в закрытых глазах... Как охваченный ужасом первый лазер первой дискотеки...
Изогнулись в причудливых позах.
Пали двое-трое припадочных.
Забились кликуши.
Голосят и визжат бабы. На одухотворенных лицах закатились глаза. Тускло поблёскивая белёсыми белками, запрокинутыми ликами - в мутное ночное небо - двинулось!
Двинулись народные массы - за Данко!
Он в замке король.
А? Вот это - поэтический образ! Горько-сладкий.
На пари: не из-за пояса рвёт пистолет, а из пазухи - сердце! Да - вот так!
И пари стоит мессы - заупокойной песни о Данко!
Хочешь так?
Хочешь, чтоб - в замке король?
Чтоб - с вырванным сердцем?!
Чтоб песня рвала душу - орлёнок, орлёнок! - встают дыбом волоски на руках! Хочешь Гренаду? Свою?
Не хо...? Замечательного бифштекса с кровью: повар большой выдумщик, любитель причуд и изысков... Не твой стиль?
Натужно и вычурно-грубо: «Кто ещё хочет царского тела?» Грубый соцроялизм?
Да ведь вот я и говорю:
Лампочки, - говорю. Светофоры. Дорожные знаки! - Поэзия! Поэтика света - расставленного вешками вдоль тёмной улицы.
«Вдоль табора улицы тёмной.»
И не надо никакой кровавой... Не надо никакой оголённо-мышечной динамомашины. Никаких сломанных рёбер, рваных артерий, игр на разрыв аорты. - Остановите ночную экскурсию! Соблюдайте правила дорожного движения! Повторяйте про себя строчки детских стихов. Видите: повело - там, вдали - медленный, мертвенный дуговой пламень - там, где шли трамваи..
Следуйте за мной. Я проинструктирую.
Прошу без меня в Зону не входить: якобы честные городские фонарики могут оказаться болотными огнями. На первый взгляд, выстроенные правильным порядком, они - уличное освещение, продолжение городской планировки, «першпективы»... На первый взгляд.
Пока не поплыли в темноте - светящимися бусинами. Непонятными сигналами. Дробящейся аурой, тёмным смыслом твоего вымысла... «Рой за роем».
Да, да, рой за роем.
Я помню, знаю.
Знаю, что надо делать.
Всё происходит само.
В сокровенном, укромном месте.
Пассы, определённые движения правой рукой. Над белым листом, под шевелящимися губами. Передатчик, медиум, сакральный инструмент - зажатый в руке её тотем - изображение, синоним, символ - ручка.
Воздух сгущается. Дрожит. Нетерпеливо вибрирует, ходит ходуном; дрожь в руке вот-вот передастся невидимому столу.
Приближаются... Концентрируются... Излучают в невозможных диапазонах...
Слабо светящиеся объекты выстраиваются в парад планет!
Катарсис!
Исход!
Материализация!
Бесы разны - ночные, всё больше - женщины, - тёмная стихия твоего вымысла - из рёбер и головы - с воем и стоном, и сладким стенанием - красными вспышками под закрытыми веками - закружило, закрутило, жалобно поют, - гибнут! Оставляя страшный след - на лилейном листе - чёрным по белому.
Бесы разны выводятся из головы и рёбер, выводятся на бумаге - буквами, словами, строфами!
Потихоньку, полегоньку перестаёт бить и трясти.
И тогда стихии стихают: природа стихий переходит в природу стиха. Тёмное, неосязаемое, непроглядное становится - крепким и прозрачным.
Зазеркалье становится зеркалом.
...
Говорят, можно и без этого шаманства.
Без этого врождённого умения, этого безумия.
Без этого метода тыка, этой убогой эмпирики. Можно просто и ясно: по науке. Научиться можно. Есть даже такой - Литературный - институт. То есть, как бы - ненастоящий. Как бы - литературный. Сказочный. Находится в тридевятом царстве. Не в первейшем, стало быть, поскольку - бедное, населяют его бедные люди. И вот, закончив этот Научно-фантастический институт, превзойдя все науки и сдав поэтические экзамены, усваиваешь простые и ясные правила. И вот ты - стихотворец.
И вот мы с Вами - поэты. Вот мы - беседуем. И вот я говорю:
Стихи должны трогать чувством, должны брать захлёбом, дрожью, неким родом трезвого опьянения, явной убеждённостью в праве благовествовать, пусть даже несколько опрометчиво, в лоб.
Не должно избегать простоватого понятия: «сердечность».
Но - не более. Никаких отчаянных полостных операций, взрезаний, органа в руках санитара...
И всё это (слышите? - условие обязательное!) - при непременном наличии «школы». Слышите?
Да?
И всё это - наживка...
Обманка. Читай в Большом толковом:
«Демьянка (обл., диал.) – обманка».
Тот путь, который леший знает.
Увлечь стишком - дело нехитрое. Дальше - хитрее. Дальше - дело нечистой силы: читай, читай, разбирайся...
Чтобы только к средине почувствовать, что здесь - что-то не то.
Что-то не туда. Какая-то неэвклидовость, относительность. Какая-то гнильца, чревоточина, зародыш. Какие-то вспучивания под полотном дороги!
А вот и молодой бамбук попёр вверх! Лианы - локонами. Джунгли поглощают здания. Спальный район постигла участь Лаокоона - он и не проснулся...
Антенны становятся частью леса.
Гармония градостроительства не отрицается: поглощается гармонией фотосинтеза. Странного фотосинтеза: под искусственными лунами.
Энергетика стиха - энергетика болотных огоньков.
Нам ли не знать: такие - и только такие! - огни - явление природы.
Редкое.
Не всякому глазу доступное.
|
|
| 1999 |
|
|
|
|